В России он не раз пытался начать новое дело, но все неудачно. Однажды ему предложил заняться железнодорожным строительством Витте. Это предложение Савва Иванович отверг. Как-то встретился с Владимиром Сергеевичем Алексеевым, братом Станиславского. Тот побывал в Средней Азии, затащил Савву Ивановича к себе, угощал необычайным виноградом, чарджуйскими дынями. Савва Иванович загорелся желанием построить дорогу на юг, в Туркестан, как тогда называли этот край. Ездил в Петербург, хлопотал, но ничего не получилось. Ничего не получилось и в Берлине.
В конце лета он был уже в Москве. Опять жизнь потекла медленно, размеренно. Впрочем, бутырский завод работал исправно, хотя молодежи там уже не было. Все разбрелись — кто куда. Постоянными посетителями были скульптор Букша, художник Тупицын. Вот и все. Из старых друзей только Поленов приходил.
12 января 1912 года Мамонтов пишет Решетиловой: «На днях был торжественный юбилей знаменитой актрисы Федотовой. Собралась вся интеллигентная Москва, приветствовать старуху. Много было адресов и речей. В конце вышел я и был неожиданно встречен энергичными и продолжительными аплодисментами всей залы. Значит, Москва меня любит, это хорошо».
А через год, в феврале 1913 года, событие печальное: «Понес я очень тяжелую утрату — умер мой младший внук Сережа Самарин, которого я очень любил».
Опять похороны в Абрамцеве. Сережу похоронили около Верушки, в ногах у нее.
Зиму Савва Иванович прокашлял, все собирался лечиться. «Надо заняться здоровьем, иначе скоро уйду в Елисейские поля». Врач советовал принимать йод, уехать на юг. Савва Иванович все собирался, но потом становилось легче, и он оставался в Москве.
Весной 1914 года во флигеле при заводе поселился Сергей Саввич со своей женой.
Сережа занялся садом, цветником; Савва Иванович радовался: летом будут цветы. Цветы летом действительно были. Сережа много работал: писал, иногда диктовал машинистке.
А потом все оборвалось. Началась война. Сергей Саввич был мобилизован и отправлен в Варшаву. Опять, как десять лет назад, он стал военным корреспондентом.
В середине августа Александра Саввишна начала устраивать лазарет. Было получено разрешение, и 31 августа Савва Иванович писал Евгении Николаевне Решетиловой о том, что она могла бы поступить работать в этот лазарет: «Если Вас интересует предложение Александры Саввишны, то я посоветовал бы Вам поспешить приехать в Москву, потому что устройство лазарета не терпит отлагательств».
Так и получилось, что Евгения Николаевна покинула опостылевший ей Торжок, где она учительствовала, и переехала в Москву, поселилась на Бутырке.
1915 год был для Саввы Ивановича очень тяжелым. Умер Сережа от болезни почек.
Хоронили его в Москве, и в журнале[103] была помещена фотография: Савва Иванович Мамонтов у могилы Сергея Саввича.
Несчастный, больной, одинокий старик…
Он рад был теперь каждому живому человеку. Приходил ли Букша или Тупицын, приезжал ли Эспозито, который работал в провинции, все было приятно.
И молодая, милая, совсем не требовательная Евгения Николаевна Решетилова заняла очень заметное место в его жизни.
Война самым неожиданным образом напомнила русской общественности о Савве Ивановиче Мамонтове.
Россия оказалась отрезанной от своих союзников. Германия, Австро-Венгрия, Турция сделали невозможной сухопутную связь с Францией, Италией, Англией. И вот здесь началась интенсивная разработка богатств Донецкого бассейна, куда выстроил в свое время железную дорогу Мамонтов. Товары, которых так недоставало в России, приходили через Архангельск; и опять-таки железную дорогу туда построил Мамонтов. Срочно дотянули начатую им дорогу на Мурман. Дорога вышла к морю, к Екатерининской гавани, куда в 1896 году ездил Мамонтов с Витте и куда он не успел из-за краха сам достроить железнодорожный путь. В 1915 году у Екатерининской гавани был создан морской порт и заложен город Мурманск. 22 мая 1915 года в газете «Русское слово» появилась статья Дорошевича «Русский человек», — статья, в которой напоминалось о том, какое значение возымели теперь былые дела того, кто вот уже полтора десятилетия отстранен от активной жизни, над кем учинена была такая жестокая несправедливость.