Сатурналии

Было не очень поздно. Здесь и там люди направлялись по домам после поздних пирушек, и их факелы мигали, как потерянные души, в узких переулках среди высоких многоэтажных домов. Мимо нас, покачиваясь, прошел толстяк, которого поддерживали с двух сторон мальчики-рабы. На его лысой голове сидел набекрень венок из плюща, и он пел старую сабинскую застольную песню. Я позавидовал тому, кто в наши дни может так беззаботно кутить.

Потом нас миновала странная религиозная процессия, идущая куда-то под громкие завывания, звон цимбал и пение флейт. Может, это была свадьба, похороны или преждевременное празднование надвигающегося солнцестояния. Рим полон чужеземных религий и странных маленьких культов.

Повсюду люди трудились допоздна, украшая свои дома и общественные площади к Сатурналиям, развешивая венки, закрашивая на стенах ругательства и заменяя их лозунгами с пожеланиями добра, сваливая маленькие приношения перед районными алтарями и даже мо́я улицы.

– Стоило проделать долгий путь от Родоса, чтобы увидеть такое чудо, – заметил я.

– Украшения? – спросил Гермес.

– Нет. Чистые улицы в Риме. Я…

И тут я заметил, что за нами идут.

– Ну, это только на один день, – сказал мой раб. Тогда Сатурналии праздновались один-единственный день, а не три, как недавно приказал Первый Гражданин. – Я предвкушаю… Что случилось?

– Смотри вперед и продолжай идти, – приказал я. – Мы подцепили нескольких поклонников.

Моя рука скользнула под тунику и стиснула кинжал. Я выбранил себя за то, что не захватил с собой еще и свой цестус[33]. Удар, подкрепленный металлом, – огромное подспорье в уличной драке, и его никогда не ожидают.

Вопрос заключался в следующем: что нужно этим людям? Я знал, что их, по меньшей мере, двое. Они хотят меня ограбить? Убить? Или просто вышли поразвлечься? Вполне резонно было бы ожидать и первого, и второго, и третьего. Любой хорошо одетый человек становился мишенью для воров, особенно после наступления темноты. А я занимался довольно мрачным расследованием, в которое были втянуты люди, без колебаний убившие бы любого, кого сочли бы помехой. Кроме того, в мире никогда не переводились ищущие развлечений субъекты, бесконечно любившие вид крови и зубов на мостовой. Обычных воров и задир легко расхолаживала перспектива вооруженного сопротивления, а вот наемных убийц урезонить было куда труднее.

– Я вижу двоих, – сказал я. – Ты видишь еще кого-нибудь?

Гермес украдкой обернулся.

– Света маловато… Это те двое, которые за нами, да? Те, что притворяются пьяными?

– Точно.

Трезвые люди почему-то редко могут убедительно изображать пьяных, если они не натренированные мимы.

– Нет, я больше никого не вижу, – сообщил мой слуга.

– Хорошо.

Мы уже приближались к моему дому.

– Когда доберемся до святилища Опс[34] на углу, я хочу, чтобы ты ринулся вперед и открыл ворота. Приготовься захлопнуть их и запереть на засов, как только я войду.

– Хорошо, – ответил Гермес; он явно почувствовал облегчение, что я не прошу его остаться и драться.

Когда мы приблизились к дому, двое «пьяных» позади нас ускорили шаг, перестав идти неверной походкой. Едва прошли мимо святилища на углу, Гермес ринулся бегом, и я поспешил за ним, хотя мне сильно мешала тога. Я отбросил бы ее в сторону, но хорошая тога разорительно дорога́. Кроме того, громоздкое одеяние имеет свои преимущества в драке.

Я почти проскочил в ворота, когда они меня догнали. Почувствовав преследователей на расстоянии вытянутой руки, я круто обернулся: мне не хотелось, вбегая в ворота, получить нож в спину.

Мое движение было неожиданным, и они приостановились, почти заскользив по булыжникам. И все равно тот, что был справа, чуть не напоролся на кинжал, который я держал в выставленной руке. Оба незнакомца сжимали короткие сики[35], изогнутые, как клыки кабана. Пока эта парочка стояла в замешательстве, я сбросил тогу и крутанул ее, обмотав левое предплечье толстым слоем ткани и оставив пару футов болтаться внизу.

– Что будем делать, граждане? – спросил я. – Поиграем, или вы предпочитаете уйти целыми и невредимыми?

Как обычно, досада и озадаченность привели меня в нужное для боя настроение. Иногда я поражаюсь, что выжил в те дни.

Мои противники не ожидали сопротивления, а значит, не знали моей репутации. На обоих были короткие хитоны-эксомиды, открывавшие одно плечо и половину груди. Оба носили одинаковые чахлые бородки и остроконечные войлочные шляпы с полями. Короче говоря, крестьяне.

– Прекрати совать нос в чужие дела, Метелл, – сказал тот, что стоял справа, размахивая клинком.

– Убирайся из Рима и останешься жить, – добавил второй.

Они говорили с акцентом, который я слышал и раньше, но не мог распознать. Но, с другой стороны, в каждой деревне в Лации[36], даже в тех, что находились в нескольких милях от Рима, говорили на собственной разновидности латыни с четко выраженным акцентом.

– Кто вас послал? – спросил я.