«Сатурн» под прицелом Смерша

— Успокойся, ханыга, а то врежу так, что очки в два кармана положишь, — решительным тоном заявил зек-палач.

«Вот где я оказался… Почему, почему, почему?» — продолжал спрашивать сам себя Александр.

На эти самоедские вопросы он отвечал, опять же, сам себе: «Сижу из-за чужих и части своих глупостей, а что касается «врагов народа», то такого понятия в стране не должно быть. Враг на поле боя, а за слова, особенно сказанные в горячке, и мысли власть не должна судить…»

Он был глубоко убежден, что порядочные люди, а их большинство, интуитивны, у них сильно развиты простые чувства, которыми они чуют добро и зло. Вместе с тем он понимал, что окунулся в странную среду, которая вместо того, чтобы оказаться мощным магнитом к перевоспитанию трудом и еще сильнее намагничивать, оказалась вообще антимагнитом.

С этими понятиями он и жил в Карагандинском лагере…

От Козлова даже в такие трагические моменты жизни веяло спокойной уверенной силой, которая не привыкла сдаваться. Он считал, что человек — не ветка, и если пригнуло случайным снегом, он должен скорее распрямиться. Встать и пойти вперед к горизонту. Вспоминал Москву лета 1945 года, когда они на Лубянке вместе с Галиной писали отчет о проделанной работе в «Сатурне». Гале очень понравилась столица, когда просто так гуляли по ее улицам и скверам. Она тогда мудро заметила, что в Москве и афиши образовывают…

* * *

Пробыл Александр в Карлаге полтора года с «небольшим гаком», как он говорил. С Галей переписывался — больше писал он, так как фантазия в неволе била ключом. Как восклицал поэт:

В тюрьме, от жизни в отдалении,
Слышнее звук душевной речи:
Смысл бытия — в сопротивлении
Всему, что душит и калечит.

И он сопротивлялся всему тому, что душило и калечило его душу. Галя несколько раз на первых месяцах его отсидки навещала Александра в Карлаге. Привозила гостинцы — в основном сладости: конфеты, печенье, вафли…

Воспоминания былого несколько радовали друг друга. Но больше его. Однако былой душевности в разговорах уже не чувствовалось. Галины потухшие глаза были тому свидетельством.

Он то каялся за разбитую жизнь, то ругал власть, которой верой и правдой служил. Потом «бычился»:

— Галя, я предпочитаю быть свободным душой в тюрьме, чем льстецом и трусом на свободе. Понимаешь, чиновники от власти, которые арестовывают и сажают в тюрьму несправедливо, особенно не парятся в поиске истины. Им главное «птичка» — и результативность есть. Чтобы поймать, разоблачить настоящего преступника оперу нужны мозги и совесть. Но иногда получается, что достойное место в тюрьме есть и для справедливого человека.

— Тюрьма — это временные трудности, — заметила Галя.

— Я не желаю таких временных неудобств другим гражданам, — грустно промолвил Саша.

При последней, самой короткой и прохладной встрече, в разговоре они были уже чужими. Несмотря на это, после освобождения, он все же заехал в Базарный Карабулак. Просил возвратиться к нему, но получил категоричное — нет. Он понял, что разбитую семейную ладью не отремонтировать. Он понял — ремонтировать будет кто-то другой. Да к тому же он уже сделал новый семейный челн и собирался плыть на нем по возвращении домой в родное Александровское.

В 1957 году Галина вышла замуж, став Евдокией Тимофеевной Вепревой. Муж ревновал ее к Козлову. Он не хотел, чтобы она вспоминала о нем и тем более встречалась с ним или переписывалась. Он даже не разрешил ей поехать в город Горький (Нижний Новгород) на свадьбу сына Саши, узнав, что там будет его отец — Александр Иванович Козлов. Так и жили Галя и Александр — молча, в разных измерениях: он в почете и славе на Ставропольщине, а потом в Краснодарском крае, она в трудах и заботах — на Саратовщине.

И все же возможность передать весточку друг о друге они находили: то письмецом, то открыткой, то телефонным звонком.

* * *

После войны положение круто изменилось к худшему. Жизнь вынудила отказаться от железного занавеса и от полной самоизоляции. В мире произошел взрыв технической революции. Мы стали отставать в технологии, подойдя к рубежу, когда наше отставание с каждым годом становилось все очевиднее и все бесспорнее.