Сатиры. Письма. Эпиграммы. Из Анакреона

¹ Уме недозрелый плод недолгой науки![2]
Покойся, не понуждай к перу мои руки:
Не писав летящи дни века проводити
Можно, и славу достать, хоть творцом[3] не слыти.
⁵ Ведут к ней нетрудные в наш век[4] пути многи,
На которых смелые не запнутся ноги;
Всех неприятнее тот, что босы проклали
Девять сестр[5]. Многи на нем силу потеряли,
Не дошед; нужно на нем потеть и томиться,
¹⁰ И в тех трудах всяк тебя как мору чужится,
Смеется, гнушается. Кто над столом гнется,
Пяля на книгу глаза, больших не добьется
Палат, ни расцвеченна марморами саду[6];
Овцу не прибавит[7] он к отцовскому стаду.
¹⁵ Правда, в нашем молодом монархе[8] надежда
Всходит музам[9] немала; со стыдом невежда
Бежит его. Аполлин[10] славы в нем защиту
Своей не слабу почул, чтяща свою свиту
Видел его самого[11], и во всем обильно
²⁰ Тщится множить жителей парнасских[12] он сильно.
Но та беда: многие в царе похваляют
За страх то, что в подданном дерзко осуждают.
«Расколы и ереси[13] науки суть дети;
Больше врет, кому далось больше разумети;
²⁵ Приходит в безбожие[14], кто над книгой тает, —
Критон с четками в руках ворчит[15] и вздыхает,
И просит, свята душа, с горькими слезами
Смотреть, сколь семя наук вредно между нами;
Дети наши, что пред тем, тихи и покорны,
³⁰ Праотческим шли следом к божией проворны
Службе, с страхом слушая, что сами не знали,
Теперь, к церкви соблазну, библию честь стали;
Толкуют, всему хотят знать повод, причину,
Мало веры подая священному чину;
³⁵ Потеряли добрый нрав, забыли пить квасу,
Не прибьешь их палкою к соленому мясу;
Уже свечек не кладут, постных дней не знают;
Мирскую в церковных власть руках лишну чают,
Шепча, что тем, что мирской жизни уж отстали,
⁴⁰ Поместья и вотчины весьма не пристали».
Силван другую вину[16] наукам находит.
«Учение, — говорит, — нам голод наводит;
Живали мы преж сего, не зная латыне,
Гораздо обильнее, чем мы живем ныне;
⁴⁵ Гораздо в невежестве больше хлеба жали[17];
Переняв чужой язык, свой хлеб потеряли.
Буде речь моя слаба, буде нет в ней чину,
Ни связи, — должно ль о том тужить дворянину?
Довод, порядок в словах[18] — подлых то есть дело,
⁵⁰ Знатным полно подтверждать иль отрицать смело.
С ума сошел, кто души силу и пределы[19]
Испытает; кто в поту томится дни целы,
Чтоб строй мира и вещей выведать премену
Иль причину,[20] — глупо он лепит горох в стену.
⁵⁵ Прирастет ли мне с того день к жизни, иль в ящик
Хотя грош? Могу ль чрез то узнать, что приказчик,
Что дворецкий крадет в год? как прибавить воду
В мой пруд? как бочек число с винного заводу?
Не умнее, кто глаза, полон беспокойства,
⁶⁰ Коптит, печась при огне, чтоб вызнать руд свойства,[21]
Ведь не теперь мы твердим, что буки, что веди —
Можно знать различие злата, сребра, меди.
Трав, болезней знание[22] — голы все то враки;
Глава ль болит — тому врач ищет в руке знаки;[23]
⁶⁵ Всему в нас виновна кровь, буде ему веру
Дать хочешь. Слабеем ли — кровь тихо чрезмеру
Течет; если спешно — жар в теле; ответ смело
Дает, хотя внутрь никто видел живо тело.[24]
А пока в баснях таких время он проводит,
⁷⁰ Лучший сок из нашего мешка в его входит.
К чему звезд течение числить[25], и ни к делу,
Ни кстати за одним ночь пятном[26] не спать целу,
За любопытством одним лишиться покою,
Ища, солнце ль движется, или мы с землею?[27]
⁷⁵ В часовнике можно честь на всякий день года
Число месяца и час солнечного всхода.
Землю в четверти делить без Евклида смыслим,[28]
Сколько копеек в рубле — без алгебры[29] счислим».
Силван одно знание слично людям хвалит:
⁸⁰ Что учит множить доход и расходы малит;
Трудиться в том, с чего вдруг карман не толстеет,
Гражданству вредным весьма безумством звать смеет.
Румяный, трожды рыгнув, Лука[30] подпевает:
«Наука содружество людей разрушает;
⁸⁵ Люди мы к сообществу божия тварь стали,[31]
Не в нашу пользу одну смысла дар прияли.
Что же пользы иному, когда я запруся
В чулан, для мертвых друзей[32] — живущих лишуся,
Когда все содружество, вся моя ватага
⁹⁰ Будет чернило, перо, песок да бумага?
В веселье, в пирах мы жизнь должны провождати:
И так она недолга — на что коротати,
Крушиться над книгою и повреждать очи?
Не лучше ли с кубком дни прогулять и ночи?
⁹⁵ Вино — дар божественный[33], много в нем провору:
Дружит людей, подает повод к разговору,
Веселит, все тяжкие мысли отымает,
Скудость знает облегчать, слабых ободряет,
Жестоких мягчит сердца, угрюмость отводит,
¹⁰⁰ Любовник легче вином в цель свою доходит.[34]
Когда по небу[35] сохой бразды водить станут,
А с поверхности земли звезды уж проглянут,
Когда будут течь к ключам своим быстры реки
И возвратятся назад минувшие веки,
¹⁰⁵ Когда в пост чернец одну есть станет вязигу, —
Тогда, оставя стакан, примуся за книгу».
Медор[36] тужит, что чресчур бумаги исходит
На письмо, на печать книг, а ему приходит,
Что не в чем уж завертеть завитые кудри;[37]
¹¹⁰ Не сменит на Сенеку[38] он фунт доброй пудры;
Пред Егором двух денег Виргилий[39] не стоит;
Рексу — не Цицерону[40] похвала достоит.
Вот часть речей, что на всяк день звенят мне в уши;
Вот для чего я, уме, немее быть клуши
¹¹⁵ Советую. Когда нет пользы, ободряет
К трудам хвала[41], — без того сердце унывает.
Сколько ж больше вместо хвал да хулы терпети!
Трудней то, неж пьянице вина не имети,
Нежли не славить попу святую неделю,
¹²⁰ Нежли купцу[42] пиво пить не в три пуда хмелю.
Знаю, что можешь, уме, смело мне представить,
Что трудно злонравному добродетель славить,
Что щеголь, скупец, ханжа и таким подобны
Науку должны хулить, — да речи их злобны
¹²⁵ Умным людям не устав, плюнуть на них можно;
Изряден, хвален твой суд[43]; так бы то быть должно,
Да в наш век злобных слова умными владеют.
А к тому ж не только тех науки имеют
Недрузей, которых я, краткости радея,
¹³⁰ Исчел иль, правду сказать, мог исчесть смелея.
Полно ль того? Райских врат ключари святые[44],
И им же Фемис вески вверила златые,[45]
Мало любят, чуть не все, истинну украсу.[46]
Епископом хочешь быть — уберися в рясу,
¹³⁵ Сверх той тело с гордостью риза полосата[47]
Пусть прикроет; повесь цепь на шею от злата,[48]
Клобуком покрой главу, брюхо — бородою,[49]
Клюку пышно повели везти пред тобою;[50]
В карете раздувшися, когда сердце с гневу
¹⁴⁰ Трещит, всех благословлять нудь праву и леву.[51]
Должен архипастырем всяк тя в сих познати
Знаках, благоговейно отцом называти.
Что в науке? что с нее пользы церкви будет?
Иной, пиша проповедь, выпись позабудет,[52]
¹⁴⁵ От чего доходам вред; а в них церкви права
Лучшие основаны, и вся церкви слава.
Хочешь ли судьею стать — вздень перук с узлами,
Брани того, кто просит с пустыми руками,[53]
Твердо сердце бедных пусть слезы презирает,
¹⁵⁰ Спи на стуле, когда дьяк выписку читает.
Если ж кто вспомнит тебе граждански уставы,
Иль естественный закон, иль народны правы[54] —
Плюнь ему в рожу, скажи, что врет околёсну,
Налагая на судей ту тягость несносну,
¹⁵⁵ Что подьячим должно лезть на бумажны горы,[55]
А судье довольно знать крепить приговоры.
К нам не дошло время то,[56] в коем председала
Над всем мудрость и венцы одна разделяла,
Будучи способ одна к высшему восходу.
¹⁶⁰ Златой век[57] до нашего не дотянул роду;
Гордость, леность, богатство — мудрость одолело,[58]
Науку невежество местам уж посело,
Под митрой[59] гордится то, в шитом платье ходит,
Судит за красным сукном,[60] смело полки водит.
¹⁶⁵ Наука ободрана, в лоскутах обшита,
Изо всех почти домов с ругательством сбита;
Знаться с нею не хотят, бегут ея дружбы,
Как, страдавши на море, корабельной службы.
Все кричат: «Никакой плод не видим с науки,
¹⁷⁰ Ученых хоть голова полна — пусты руки».
Коли кто карты мешать, разных вин вкус знает,
Танцует, на дудочке песни три играет,[61]
Смыслит искусно прибрать в своем платье цветы,
Тому уж и в самые молодые леты
¹⁷⁵ Всякая высша степень — мзда уж невелика,
Семи мудрецов[62] себя достойным мнит лика.
«Нет правды в людях, — кричит безмозглый церковник, —
Еще не епископ я, а знаю часовник,[63]
Псалтырь и послания[64] бегло честь умею,
¹⁸⁰ В Златоусте не запнусь,[65] хоть не разумею».
Воин ропщет, что своим полком не владеет,
Когда уж имя свое подписать умеет.
Писец[66] тужит, за сукном что не сидит красным,
Смысля дело набело списать письмом ясным.[67]
¹⁸⁵ Обидно себе быть, мнит, в незнати старети,
Кому в роде семь бояр[68] случилось имети
И две тысячи дворов за собой считает,
Хотя в прочем ни читать, ни писать не знает.
Таковы слыша слова и примеры видя,
¹⁹⁰ Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя.
Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится,
Кто в тихом своем углу молчалив таится;
Коли что дала ти знать мудрость всеблагая,[69]
Весели тайно себя, в себе рассуждая
¹⁹⁵ Пользу наук; не ищи, изъясняя тую,
Вместо похвал, что ты ждешь, достать хулу злую.