Сашка

Проснувшись, Сашка подумал, что лучше бы ему остаться у старика Леонтия, но вряд ли тот согласиться. Поразмышлять подольше, удобно лёжа, ему не удалось: подкатила телега. Пошаркав ногами на крыльце, дед доложил супруге о приезде. «Леонтий подъехал, грузиться давай», – пропела та, зайдя в кухню. Положив чемоданы и узлы на телегу, семейство покатило по снежной дороге. У бревенчатого дома дед остановил кобылу: «Кажись тута… А, может, не тута». Все остались в телеге, не зная, что делать. Но тут из дома вывалился рыжий мужик.

– Чего не разгружаетесь? – скороговоркой спросил.

– Сидят, как истуканы! – голос Ксении из дома.

Братья спрыгнули с телеги и стояли, не зная, с какого чемодана начать разгрузку. Рыжий мужик, улыбнувшись, подошёл к Сашке и спросил, как его имя. Сашка растерялся и ответил не сразу.

– Бери узелок и за мной, Сашок! – приказал мужик, ручищами без труда подняв два больших чемодана. Скосив глаза на шагающего за ним Сашку, он пояснил. – Хозяин тут я. Слушаться будитя, житьё будя у вас хорошее, иначе житья не будя. Понял?

Они прошли около аккуратно уложенного штабеля досок и через узкий коридор вступили в маленькую комнатку. Когда оказалась в ней все, невозможно было шагнуть, чтобы не зацепить кого-нибудь.

– Значит, так, – уже всем стал объяснять положение семьи мужик. – Будитя по-доброму платить, жить будитя. Меня из-за пустяка не тревожьте: на то хозяйка есть.

Как по уговору, из-за косяка двери появилась половина туловища. Круглое лицо женщины улыбалось, светясь, как эмалированный таз с цветочками. Другая её половина осталась в прихожей, даже не пытаясь занять заполненное пространство.

– Ишо что скажу, – хозяин поднял вверх указательный палец. – Топление печи цельный месяц, пока не обживётесь, из моих средствий, плату взимать за топление не буду. Сарай вона, щепы полно.

Когда семья осталась одна, Ксения, присев на чемодан, рассмеялась. «За щепу плату не будя брать…» – передразнила она хозяина. С той поры за глаза стали называть мужика: «Щепа…». И по происшествие времени, вспоминая жизнь в этой крохотной комнатке, с улыбкой говорили: «Нащепались мы там…»

4

Снег долго не ложился на землю. Сорокоградусные морозы уже заковали в кандалы поля, дороги, и только тогда ветер принёс снеговые тучи. Завыла метель, выросли пухлые сугробы. «Трудно будет весне: придётся растапливать эту снежную массу, чтобы потом начать прогревать почву» – думали горожане.

Когда берега Иртыша покрылись снегом, как птицы на корм, собралась на них мелюзга. Замелькали салазки, самодельные лыжи, крик, плач, смех не смолкали до вечера. С краюхой хлеба за пазухой дети, не замечая бега часов, наслаждались беззаботной жизнью.

– Вова, – попросил Сашка брата. – Дай лыжи, хоть раз проеду.

– Отстань, – ответил брат. – Мать что говорила? Из дома ни шагу. Пойду в школу, тогда катайся.

Сашка опустил голову. Брат напомнил ему о его положении. Его не приняли в школу без документов, и тогда мамочка сказала, что пусть уходит он из дома. «Отец лёг под вагон, и ты ложись – нет места уроду на земле», – вспомнил он её фразу. «Нет, тварь, под вагон я не лягу – не дурак, поживу ещё, зато к тебе никогда не повернусь, руку не протяну, если даже тонуть будешь!»

Под вечер нехотя плёлся он с улицы домой, где живёт отвратительное существо – мамочка. Он знал, что любит его лишь бабушка. Может, и Аня, но она сама несчастна – просит у сестры приюта. Недавно прислала письмо, в котором писала: «Спаси меня, Ксюша, от изверга Гоши, сведёт он меня в могилу». Скорей бы приехала! Воспоминания о Анне отвлекли Сашку от собственных бед.

Он приблизился к дому. Мать, может, ещё на работе. Он зайдёт, хлебушка возьмёт и уйдёт. Но войдя в сени, он услышал её голос. Тогда он выбежал на улицу и, обходя сугробы, потопал к городу.

Вдали виделось многоэтажное здание. Это был сумасшедший дом» – так в Омске называли недавно построенное общежитие. Его многочисленные окна всегда светились ярко. За общежитием высилась церковь с золотыми куполами. Холод усиливался, заставляя Сашку перейти на бег. И вскоре он вступил в церковную ограду.

С крыльца церкви сходили люди. Сашка юркнул в дверь. На него приятно пахнуло теплом. Около ящика, что стоял у двери, топтался старик. Он обратил внимание на вошедшего мальчика и, прикрыв ладошкой рот, сказал:

– Шапку скинь.

Сашка стянул с себя шапку и, сунув её под мышку, побрёл по залу. «Помоги, боженька», – шепнул он, наклонив голову в сторону иконы. Согревшись, он решил посмотреть, что происходит в толпе. Из центра толпы лился бас, струёю вился дым. «Скоро закончат молитву, и куда идти?» – подумал Сашка. Везде висели иконы – большие и маленькие. Одна иконка Сашке особо понравилась: с неё смотрели на него добрые глаза боженьки. Иконка держалась на нитке, привязанной к гвоздику. Сашка подумал, что, если её взять, то она защитит его от мамочки. Он осмотрелся и дёрнул иконку вниз. Нитка оборвалась.

Похаживая по помещению, он гладил богиню, лежащую в кармане. Но, глянув на стену, почувствовал, что глаза других святых говорят о том, что им совершён грех.