Сашеньки

— Я думаю, ты сам понимаешь это. Если бы ты хотел, то предотвратил бы этот пожар. Уверен, что у тебя бы получилось это сделать. Но ты не захотел. Возможно этому была, какая-то причина, достаточно веская, что бы допустить гибель более сорока человек. Я этой причины не знаю, но думаю, если ты захочешь, то расскажешь мне сам.

— Откуда ты знаешь о погибших? — изумленно спросил отец. — Об этом не сообщалось в прессе. А те документы, что пришли ко мне ты видеть не мог.

— Я знаю все подробности произошедшего. Если я тебе не рассказал о них, это не значит, что я не "видел" этого. Просто решил, дал тебе достаточно подробное описание того, что может произойти. Не забивая голову деталями. И еще я знал о заметке, которую даст правительство страны, через неделю после пожара. Когда я увидел ее в "Труде", понял, что ты не захотел ничего изменить.

— Ты прав. Я не захотел ничего менять. Надеюсь, что сегодняшний разговор останется между нами?

— Ты знаешь, что я не болтлив. И уже достаточно взрослый, чтобы понимать, о чем можно говорить, а что лучше забыть навсегда. То же самое могу сказать и о сестре, тем более, что нам не удастся скрыть это от нее, даже сейчас, она прекрасно все слышит.

— Знаешь, сын. — Он на некоторое время замолчал, что-то обдумывая. — Все, что ты видишь вокруг, это только парадная, показная часть того, что есть на самом деле...

...Отец рассказывал, а я внимательно слушал. Слушал и вспоминал. Вспоминал о том, как вырубали виноградники в честь сухого закона, разворовывали все и вся, лишь бы урвать себе хоть кусочек от бывшего богатства страны. Вспоминал о том как открылись первые кооперативы. Как загружали десятки вагонов гнилыми, или мерзлыми фруктами и овощами подписывая приемку на месте и расплачиваясь с представителем наличкой, получая за это сотни тысяч перечислением, хотя прекрасно понимали, что грузим и отправляем гнилье. Отправляя его в северные районы страны. Вспоминал о том, нас выгоняли из Узбекистана, только потому, что мы русские, как приходилось за бесценок отдавать свое жилье, только для того, что бы найти денег на дорогу. И как нас встречали в России, только потому, что мы оттуда: — "Понаехали тут!" О зарплате, которую не выплачивали по восемь — десять месяцев. О том как умер двоюродный брат, а мать пришедшая получить расчет, на завод, где он работал до самой смерти услышала презрительное: "Мертвым деньги не нужны!". Вспоминал об учителях и инженерах, копающихся в мусорных бачках, только потому, что нечего было есть, да и негде было устроиться на работу, потому что все заводы были закрыты, обанкрочены, проданы, разворованы.... Как завод "Кинескоп" в Воронеже продали иностранным инвесторам, а после полугода простоя и вывоза всей документации, те продали его обратно за один рубль, и буквально за пару месяцев разобрали на металлолом. О скромном "домике" Председателя Комитета по Защите Материнства и Детства, в деревне "Борзые" в три этажа с подземным гаражом на три автомобиля и примыкающим к дому зимним садом. В то время, когда матери и дети сидели голодные в домах с отключенным за неуплату отоплением и электричеством, просто потому, что не было работы, или не платили зарплату.

И еще многое — многое другое, что произошло, после развала страны...

Отец замолчал. И вдруг я задумался, а ведь он в чем-то прав. Менять нужно. Может быть не столь радикально, как это произошло у нас, но нужно. Ведь большинство наших олигархов и прочих, это выходцы из партийной номенклатуры.

— Подумай о моих словах, сын. Хорошо подумай. — Сказал отец, и оставил меня одного.

Через пару минут ко мне выскочила сестра.

— Что все это значит?!

— Ты о чем? — недоуменно спросил я ее.

— О твоих мыслях. Я слушала рассказ папы, и одновременно видела твои мысли. Что все это значит?

Я ужаснулся. Ведь я не могу закрыться от сестры, следовательно она смогла прочесть мои воспоминания. Мои мысли о том как изменится наша страна после развала. Вернее, как она могла бы измениться. Ведь все это произошло в моей прошлой жизни. И, что же теперь делать? Подумал я.

— Расскажи мне. Ты же все равно не сможешь скрыть это от меня.

— Не смогу. Да и не хочу скрывать. Смотри.

И я обняв за плечи свою сестру ушел в воспоминания. За эти полчаса, я прожил заново, всю свою жизнь. Может, что то и упустил, что то просто забылось. Но главное она поняла. А когда я закончив посмотрел на нее, то заметил дорожки слез тянущихся по ее щекам.

— Санька, что с тобой: Зачем ты плачешь? — сестра еще больше прижалась ко мне. — Не нужно, ведь все это было не здесь, и еще совсем не факт, что подобное повториться.

Сестра уткнулась мне в плечо, всхлипывая, потом подняла на меня глаза и произнесла:

— Получается, что тогда, в 66 году, ты это уже пережил?

— Да. Но тогда я жил в другом районе и землетрясение не затронуло нас так сильно. Уже после, когда учился в школе, узнал, какие районы пострадали больше всего. Потому и хотел, что бы мы были от этого подальше. Увы, у меня не получилось убедить.

— А пожар?