Саша Чекалин

Потом понял, что дело не только в учебе. Была в этой стройной черноглазой девушке какая-то особая серьезность и внутренняя сила, невольно внушавшая уважение. В классе она не командовала, не лезла со своими советами и нравоучениями, держалась просто и как-то независимо от подруг. И эта независимость выделяла ее не только в обращении со школьниками, но и в своих взглядах на окружающее. Даже школьные сочинения, которые она писала как-то по-своему, отличали ее от других. Красивой ее нельзя было назвать. Были среди ее подруг в классе более миловидные девочки, даже более развитые и начитанные, чем она. Но Саша не замечал остальных. Казалось ему, что и Наташа больше обращает на него внимания, чем на других. Прежняя резкость и угловатость у нее сменились более ровным, ласковым тоном. С ней можно было поговорить по душам, зная, что она не поднимет на смех и не разболтает другим. Как-то на перемене, оставшись вдвоем с Сашей в классе, она задумчиво спросила:

— Книг я много читала. А вот в жизни все как-то по-другому идет… Почему это так?..

Перед этим в классе спорили о подвигах. Говорили о Павке Корчагине, о героях-летчиках, о папанинцах.

— Чем ты недовольна? — спросил Саша.

— Собой… — призналась Наташа. — Не чувствую я в себе ничего особенного. Просто безликая, бесхарактерная единица, как и множество других. Мне кажется, ни на какой подвиг я не способна… Вот увидишь, Шурик, проживу я жизнь скучно.

Саша не мог ничего ответить, а про себя подумал: «Я тоже никакого подвига не совершу. У меня тоже характер неустойчивый».

Как-то Наташа доверила ему свою тайну.

— Только ты никому не говори… — покраснев и смешавшись, тихо попросила она.

Саша узнал, что мечтает она уехать сестрой во фронтовой госпиталь.

— А школа как же? — спросил Саша. В душе он сам уже готов был вместе с Наташей уехать на финский фронт, но все же предостерег Наташу: — Не примут до восемнадцати лет. А до тех пор, кажется, так и не доживешь…

Вскоре Наташа снова вернулась к этому разговору. На комсомольском собрании обсуждали поведение Егора Астахова. Во время занятий в классе он надерзил преподавателю русского языка и демонстративно ушел с урока. Все видели, что перед этим он был чем-то очень взволнован и лицо у него было усталое, опухшее — видно, не спал ночь.

Наташа, неожиданно для всех, резко выступила в защиту Егора, хотя его вина не вызывала ни у кого сомнения.

— Егор гордый и обидчивый… Не следовало преподавателю упрекать его за невыполненную работу… — заявила она.

— По головке, может, погладить?.. — осведомился Вася.

В классе засмеялись.

— Надо к человеку с душой подходить, а не с дубиной, — сразу срезала его Наташа.

Саша пытался ей возразить, но она резко оборвала и его. А потом, когда они вдвоем в коридоре просматривали висевший на стене свежий номер «Комсомольской правды», она первая заговорила и тихо попросила:

— Ты не сердись на меня… Мне кажется, жизнь у Егора Астахова дома тоже невеселая, как и у меня… Мне жалко стало его, такой ершистый, сердитый… Мне кажется, я порой тоже бываю такая же беспомощная и сердитая…

Этот разговор заставил Сашу повнимательнее взглянуть и на Егора и на Наташу, задуматься. Ему как-то пришлось не по душе, что у Наташи и у Егора есть что-то общее, сближающее их. Почему Наташа беспомощная, он так и не понял. Наоборот, она с характером. А что касается обидчивости, то все обидчивые…

«Очевидно, опять с дядей поругалась…» — решил он.

Саше нравилось бывать у Ковалевых, хотя он почему-то стеснялся Наташиной матери, Дарьи Сидоровны, молчаливой худощавой женщины, работавшей санитаркой в местной больнице.

Вместе с ними жил Наташин дядя, брат матери Прохор Сидорович Ковалев. Обладал он способностью сразу все на лету подмечать и в глаза выговаривать своему собеседнику. Прохор Сидорович сапожничал. У него, как говорили в городе, были золотые руки. Но он любил выпить, и это, Саша знал, омрачало жизнь семьи. Выпив, становился несдержан на язык, оскорблял сестру, ругал племянницу. А на другой день просил у них прощения. Саша знал, что все это очень действовало на впечатлительную Наташу.

Весной у Саши появился велосипед. Самыми счастливыми были минуты, когда он сажал Наташу на раму машины и ехал кататься. Черные глаза Наташи горели, волосы трепетали на ветру, когда он мчался под уклон к реке.

— Тише!.. Тише!.. — испуганно просила она, а ему хотелось мчаться быстро, так, чтобы дух захватывало и ветер свистел в ушах.

— Если я преждевременно умру, то от твоего велосипеда… — шутила она потом и признавалась: — Хорошо!.. Я тоже… хотела бы летать птицей…

Саша знал, что и она мечтала иметь свой велосипед, но на него ведь надо много денег.

Ребята теперь часто уходили рыбачить на Оку.

— Пойдем с нами на рыбалку, — приглашали они Наташу.

— Вот еще… — Наташа смеялась. — Тоже занятие — мерзнуть ночью на берегу реки…

— Наташенька! — шутил заядлый рыболов Егор Астахов. — Хочешь, я на колени встану?..