Саранча

И снов он стреляет, теперь после каждого выстрела ожидая, что патрон вот-вот прокосит и он опять застрянет.

Нет, расстрелял всё на это раз без происшествий. Снова лезет в коробку, там совсем мало патронов, но это ничего, у него ещё полная разгрузка: на груди двести штук.

Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.

Дробовик готов.

Ему кажется, или это так и есть, он не может понять, но срез ствола только что был красным. Нет, показалось, но вот то, что от ствола идёт пар, так как усилился дождь, это факт.

Выстрел — затвор.

Кажется, тварей стало меньше.

Выстрел — затвор.

Нет, показалось: ползут, и ползут, и ползут.

Выстрел — затвор.

Жрут останки другу друга, прожорливая сволочь, и ползут и ползут.

Выстрел — затвор.

Затвор в руке стал противно вихляться. Люфт страшный.

Выстрел — пенал пуст.

Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.

Дробовик готов.

В коробке патронов осталось меньше десятка.

Он вскидывает дробовик к плечу.

— Лента! — Кричит пулемётчик.

У Саблина дробовик заряжен, он хватает пистолет и бежит к Каштенкову, на ходу выкидывая из пистолета пустой магазин и загоняя в него новый.

Прибегает, хватает с мокрого от дождя брезента упаковку, разрывает целлофан. Саша как раз закончил стрельбу, откидывает крышку механизма. Снова поливает механизм и руки Саблина водой.

Саблин укладывает ленту на зубцы. И говорит:

— Саня.

Каштенков знает, что хочет сказать Саблин, и отвечает чуть раздражённо:

— Да, знаю.

Он захлопывает механизм, дёргает затвор. Они оба заноют: эта лента последняя.

Саблин встаёт. А Каштенков вдруг открывает забрало шлема, плевать, что там, внизу, по склону к ним бегут сколопендры, он говорит улыбаясь:

— Слышь, Саблин, а ты казак толковый… Надёжный… В любом деле… Ну, когда ты был рядом, как-то спокойнее было всегда… — Он протягивает Акиму руку. — Давай, брат-казак.

Саблин открывает забрало, крепко жмёт руку Сашке, он сейчас него немного зол на Каштенкова, зачем он всё это говорит, не вовремя сейчас, но отвечает:

— Ты, Саня, это… Тоже…

— Что тоже? — Спрашивает пулемётчик, улыбаясь.

— Ну… хороший пулемётчик… Ну, это…

— Ох и балагур ты, Саблин, — смеётся Сашка, — как скажешь что, так сердце замирает.

Он закрывает забрало, Аким поворачивается и быстро идёт к себе.

— Не грусти, Акимка, — орёт ему Сашка вдогонку, — говорить ты не умеешь, за то воевать — мастер.

— Ты тоже, Сань, ты тоже. — Отечет Аким, захлопывая забрало.

Пам-м-бам-м-бам-м…

Снова заработал пулемёт. Да, с ним спокойнее, но вот надолго ли его хватит.

Глава 17

Саблин добежал к себе, на ходу стрелять не пришлось, Сашка все, что было, около окопа Акима уже перерыл пулемётом. Только грязь разлетелась в воздухе с кусками тварей вперемешку.

Аким добежал и глянул в коробку. По дну каталось семь патронов.

Ну, ничего, у него в разгрузке ещё двести, не зря он разгрузку не трогал. Ещё граната, последняя, пистолет с двумя обоймами и шесть гранат для подствольника. Плохо, что заряжать их долго. Поэтому, он ими и не пользовался. Кое-что у него ещё есть. Но расстрелять коробку патронов!

Не помнил он, чтобы вот так, за одно утро он коробку патронов расстреливал. И полкоробки не было ни разу. Было как-то, патронов сто он расстрелял. Один раз такое случилось. По «крабам», по дронам, так казаки называли ползучие мины. А чтобы вот так, как сегодня… Нет, никогда.

А пулемётчик перенёс огонь вниз по склону, на подступах стал бить сколопендр. А тут ты уж сам давай, Аким. Справляйся.

Выстрел — затвор. Выстрел — затвор. Выстрел — затвор. Выстрел — патрон перекосило.

Он начинает раскачивать затвор, торопится, сам смотрит вниз, и видит всего двух сколопендр. Да и те не близко ещё, он успеет выхватить пистолет, если дробовик так и не сможет выстрелить.

А патрон сел намертво. Затвор не сдвинуть с места, а сколопендры уже как раз на хорошей для пистолета дистанции. Аким уже выдёргивает пистолет из кобуры и тут этих двух гадин перемешивают с песком и грязью тяжёлые пулемётные пули.

И пулемёт замолкает. Стало тихо. Аким поворачивается, надеясь, что с Сашкой всё нормально, и с пулемётом всё нормально. Он изо всех сил дёргает затвор, и наконец, буквально выдавливает из него помятый патрон, который никогда не влезет в ствол, бросает его себе под ноги.

Каштенков сидит в кресле стрелка, по-барски развалившись, руки с гашетки убрал. Спокоен на вид. Достаёт сигареты из кармана.

Саблин холодеет: лента кончилась. Всё.

— Саня, что, лента кончилась? — Спрашивает он, загоняя последние патроны из коробки в пенал дробовика.

— Червяки, — устало отвечает пулеметчик.

— Чего? — Не понял Аким.

— Червяки кончились. — Отвечает Каштенков.

Саблин оглядывается, смотрит, смотрит: поблизости действительно нет ни одной целой сколопендры. Но он ещё не верит в это и спрашивает:

— Совсем, что ли?

— Да не совсем, там внизу бегают ещё малость. — Говорит пулеметчик, открывая забрало и закуривая. — Но это уже не то, что было. Мелочи.