Саранча

Яша сидел в подсобке на ящиках с фруктами и устало курил. В соседней комнате ребята из отряда быстрого реагирования разбирались с продавцами. Звуки разбирательства были через тонкую стенку слышны очень хорошо.

Из коридора в подсобку вошел Санька Синицкий и сообщил:

— Там сгущенку нашли. Просроченную.

— Мы не сгущенку ищем. А Спиридона, — отозвался Царьков.

Ему было как-то необыкновенно тошно.

— Ты посиди здесь, я с хачиком поговорю, — сказал Санька.

Царьков ничего не ответил. Санька ушел, а Царьков все так же сидел на ящиках и курил сигарету за сигаретой. Потом он встал и вышел в коридор.

Дверь из коридора в директорский кабинет была приоткрыта, и в щели были видны беседующие. Хачик сидел на стуле, а сверху над ним нависал Санька. Выглядел хачик плохо. Из носа у него беспрестанно тек томатный сок, и хачик все время промакивал его рукавом и всхлипывал.

— Трэтый раз, — говорил хачик, — трэтый раз за три дня ко мне приходят и спрашивают. Пэрвый раз прыходят и спрашивают поддельный водка и они увозят поддельный водка, хотя это не поддельный водка. Вчэра прыходят и спрашивают анаша, а у меня нет анаша, и они вместо анаша берут себе ветчину. Трэтый раз приходят и просят Спиридон.

Санька наклонился к хачику и что-то проговорил, из коридора не было слышно его слов.

— Слюшай, какой Спиридон? — зашелся криком хозяин «Искры». — У меня три ларька, я Спиридона ни разу не видел, мне его бригадир год назад нос разбил, разве Спиридон придет сюда прятаться? Какой русскый будэт прятать ствол у мингрел, если мингрел каждый день СОБР навещает?

Саня снова что-то сказал, вынул из-за пазухи бумажку и отдал ее незадачливому кавказцу. Хачик читал несколько минут, шевеля губами.

— И ныкакой проверка не будэт приходить? — с надеждой спросил хачик.

— Мы что, больные, что ли? — отозвался Санька.

— Так пачему нельзя было сразу сказать? — спросил хачик. — Зачэм анаша искать, а? Зачем тры раза прыходить?

Яша Царьков вошел в кабинет.

— Побеседовал? — громко спросил он Саньку. Тот как-то досадливо поморщился.

— Дай-ка документ, — попросил Царьков коммерсанта. Тот поспешно повиновался.

Бумажка, которую Царьков держал в руках, была украшена логотипом главы администрации Винницкого района. Первая часть бумажки была повествовательной. Неизвестный автор на живом канцелярском наречии трогательно описывал будни милиции, обреченной на бедность, сирость, и техническое отставание, выражающееся в невозможности догнать шестисотый «мерс» авторитета на проржавевшей патрульной «шестерке».

Вторая часть бумажки предлагала всем коммерсантам Винницкого района, в целях защиты своих предприятий от рэкета и добровольного укрепления законности, жертвовать некоторую толику доходов в областной внебюджетный фонд «Правопорядок», деньги из которого пойдут на материально-техническое обеспечение сотрудников МВД.

В заключение на бумажке указывался номер счета в небольшом местном банке, председатель правления которого был тестем Молодарчука, куда и предлагалось перечислять деньги.

— Очень правыльный документ, — сказал коммерсант, — какая мне разница, кто меня будэт оберегать? Менты или бандиты? Только что, нельзя было культурно прийти и сказать? Я что, такой глюпый, что ли?

Царьков молча положил бумагу на стол и вышел из кабинета. Через минуту за ним выскочил Санька.

Царьков стоял у входа на склад, неторопливо щелкая зажигалкой. Огромный дуб посреди двора тянул изломанные сучья к небу, и где-то в середине этих сучьев запуталась большая желтая луна.

— Ты что, Яша? — спросил Синицкий.

— Я не понял, Санек. Мы ловим Спиридона или мы ставим «крышу»?

Саня как— то криво пожал плечами.

— Яша, — сказал он, — так же не бывает, чтобы везде был сортир, а ты бы сидел посередь сортира, весь белый, как рафинад. А «БМВ» на «козле» действительно не догонишь.

Царьков выкинул в снег сигарету, дернул краем рта и полез в патрульный «уазик». «Ты не работаешь на закон, гы шестеришь на Гришку Молодарчука», — вспомнил он слова Колунова.

Глава 12

Валерий вернулся в Тарск во вторую неделю марта глубоко под вечер. Московское шоссе шло, почитай, мимо самого дома Игоря, и Нестеренко свернул на обледеневшую, слегка присыпанную рыжим песком дорогу. Окна бывшего дома Игоря мягко светились, в раскрытых воротах стояла черная «Волга» — служебная машина Санычева.