Саранча

Аким с какой-то покорной яростью ждал, что скажет электронщик дальше, конечно он надеялся, что молодой казак ошибается, все в машине на это надеялись. Те, кто спал, проснулись, лица из лениво-безмятежных, стали серьёзными, напряженными, все смотрят на электронщика, и один из старых казаков спросил:

— Чего там?

— Рация НОАК!

— Где? — удивляются казаки.

— Юг. Ровно. Семь двести метров.

— Откуда здесь НОАК, — не верит старый казак. — До фронта пятьсот с лишним кэмэ.

— Что вижу, то и говорю, — отвечает молодой электронщик.

Один из знакомых Акиму казаков, Кошелев, стучит кулаком по стенке кабины:

— Взводный, китайцы на дороге.

Взводный тоже удивляется, машина встала.

Прапорщик, два старых казака, один из них урядник, и Саблин, он теперь урядник тоже, отошли в сторонку на совет, решать, что делать. Аким не придал значения тому, что его позвали, в другой раз может и погордился бы немного, но не в этот раз. Дело было серьёзным. Электронщик подтвердил: да, две рации, пеленг чёткий, работают не скрываются даже, сигналы взаимодействующие, подвижные, движутся на север. К ним. И что тут теперь решать, решать нечего, враг в глубоком тылу. Придётся останавливать своими силами. На помощь, пока бой не начнут, звать нельзя, только демаскируют себя. Отступать тоже нельзя, все это понимают. Решили принять бой, и как только он начнётся, тогда выйти в эфир и предупредить своих. Вызвать подмогу. Вот и весь совет.

— Машину прячем за барханы, там, — взводный махнул рукой, — пулемёт сбоку от дороги поставим, гранатомёт под углом к головной машине противника.

— Я могу на ту сторону дороги пойти, — предложил Аким, — как пулемётчик их начнёт быть, они от машин за барханы попытаются отойти, там я их на гранаты возьму.

— Да, — согласился прапорщик, — возьми с собой двух казаков, не дайте им там окопаться.

Саблин невольно усмехнулся, есаул зараза, обещал: «Поможете с эвакуацией, погрузите, да проводите и всё». А тут вон оно как. Всё как обычно. Война.

Он ещё вспоминал слова есаула, а казаки уже тащили из машины тяжёлый короб с пусковым столом гранатомёта, снимали пулемёт и ящики с патронами для него. Начинали копать в чёрных от плесени барханах себе «точки». Места откуда будут вести огонь по дороге.

Аким пошёл к дороге, осмотрелся, достал лопатку, и из своих запасов поставил две мины на обочине. Мины поставил на «ручной» детонатор. То есть, они сработают, когда он сам нажмёт кнопку на своём мини-пульте. А так хоть прыгай на них, не взорвутся. Пока ставил, к нему пришли два малознакомых казака, нет, конечно он их знал, они вместе росли в одной станице, учились в школе вместе, служили в одном полку, но до этого дня не почти общались.

— Ну, прибыли в твоё распоряжение, урядник, — сказал один из них, садясь рядом и помогая Саблину замаскировать место, где он поставил мину. Это был опытный казак, минёр. А второй был совсем молодой, как и Аким, он был бойцом штурмовой группы.

К штурмовикам Саблин всегда испытывал симпатию.

— А щит почему не взял? — спросил у него Аким с усмешкой.

— Так сказали, что на эвакуацию едем. Думал, чего его с собой зря таскать.

Казаку с винтовкой можно залечь подальше:

— Вон к тому бархану иди, — говорил он, оглядываясь, — вот тут их гранатомётчики встретят, тут они и встанут, тебе удобно будет огонь вести и нас прикрывать. Ты, это… Сразу в бой не лезь, сиди тихонько, ты нам фланг стереги, понял? Они с машин попрыгают, залягут под них, сразу начнут место искать, куда отползти, чтобы окопаться, ты не вылазь, сиди смирно. Сначала мы их на гранаты и на картечь возьмём, а как перезаряжаться будем, ты следи, чтобы они нас не побили. И смотри, чтобы они нам гранат не накидали.

— Принято, — говорит казак и идёт к указанному бархану.

— Как звать-то? — спрашивает Аким у молодого парня.

— Карпенко, товарищ урядник.

— Ну, а ты со мной, Карпенко, — сказал Саблин.

— Есть, с вами.

Они нашли удобный невысокий бархан, легли. Через открытое забрало шлема было видно, как насупился молодой казак. Серьёзен. Гранаты достаёт. Разгрёб плесень, кладёт гранаты на песок.

— Запах чуешь? — спрашивает Аким.

— Ага, вроде как тиной воняет.

— Это плесень. Ты от неё подальше держись, не дыши ею, — говорит Саблин, сам привалился к бархану спиной, лицом к небу, загоняет в пенал дробовика два жакана, вместо двух патронов с картечью. — Степняки говорят, вредная она. Дарги[2] из неё какой-то яд варят.

Картечь хороша на добивании, при выстреле в упор, сразу после гранаты, а жакан и на тридцати метрах бьёт неплохо.

— Ага, есть не дышать плесенью, — серьёзно отвечает Карпенко.

Он заметно взволнован. Аким стягивает с левой руки армированную крагу.

Рука ещё не так работает, как хотелось бы. Врачи говорили, что будет в порядке через месяц. А какой тут месяц, неделя только прошла.

Он сжимает и разжимает пальцы. Даже через плотно обтягивающий ультракарбон перчатки, заметно как они дрожат. Это не от повреждения. Они всю жизнь у него перед боем дрожали, а он это никому никогда не показывал. Зачем кому-то видеть такое. Ничего-ничего, как работа начнётся всё пройдёт.