Саранча

Игнятович. Послушай, это же академия, государственный институт самого высокого уровня, а не районная управа! Многие успели умереть в ожидании приема, а ты так…

Симич продолжает стоять на месте, Игнятовичи, отец и сын, уже почти вышли. В дверях академик оборачивается и бросает своему другу.

Игнятович. Эй, Милисав!

Симич(почти подбегает, как жалкая собачонка). Да?

Игнятович. Послушай, будь добр, назови какую-нибудь цифру?

Затемнение

3.

Кухня в квартире Игнятовичей. Не очень просторная, но здесь хватает места для большого кухонного стола для семейного завтрака, правда семейные завтраки здесь не практикуются. Стол, стулья, буфет, стаканы, тарелки, картины и вышивки, цвет стен, паркет и плитка — все это такое, словно мгновение назад сошло со страниц романа Вельмар-Янкович. Но не будем утомлять описаниями. За столом Павле Игнятович, он курит трубку, пьет кофе и выстраивает систему для выигрыша в лото. Напротив него, тоже за столом, еще в пижаме, скривившись над стаканом сока и хлебом, намазанным джемом, сидит Алегра, ребенок с претензиями. Трубка дымит, ребенок кашляет, Игнятович этого не замечает.

Игнятович. Посмотрим: один, девять, четыре, семь. Один и девять, четыре и семь. Десять и одиннадцать. Рядом, не годится.

Дада, мать Алегры, в домашнем халате, под которым угадывается большой живот, содержащий плод размером с футбольный мяч, входит на кухню. Дада высокая и неприятно красивая. Она выглядит как женщина, которая всегда и в любом обществе красивее всех. Алегра кашляет еще раз, умышленно.

Дада. Папа!

Игнятович. А, детка, ты встала! Доброе утро. Я сварил кофе, возьми там, если хочешь.

Дада. Папа, вы же знаете, я не пью кофе.

Дада хватает свою дочь за руку, вместе со стулом отодвигает ее от стола и табачного дыма

Дада. И, кроме того, разве мы не договорились, при ребенке не курить? Разве Вам Милан не сказал?

Алегра, у которой настолько отвратительное имя, что мы постараемся его избегать, как по команде заходится в кашле. Игнятович словно только сейчас осознает, что девочка находится здесь.

Игнятович. Милан? Он мне ничего не говорил. Но если мешает, то я погашу.

Игнятович выбивает трубку в пепельницу, Дада, тоже раскашлявшись, берет пепельницу и с выражением преувеличенной брезгливости и какой-то детской злобы несет ее вытряхивать.

Дада. Меня удивляет, что он вам не сказал.

Игнятович. Да я же говорю тебе — ни слова! А ты, куколка моя, что ты дома делаешь? Давай-ка, отправляйся в школу, а то опоздаешь.

Дада. Папа, Алегра сегодня не идет в школу. Видите, она даже не одета.

Игнятович. А, не идет? Почему? Опять какой-нибудь праздник?

Дада. Не дай бог, чтобы это стало праздником. Ребенок болен, неужели не видите?

Когда Дада говорит, она говорит медленно. И слегка имитирует детский голос. Она тонким, писклявым голосом подчеркивает каждое слово.

Игнятович. Заболела? Что ты говоришь? Куколка дедушкина, подойди, дедушка на тебя посмотрит!

Дада хватает свою дочь за руку, хотя та и не собиралась подходить, чтобы дедушка на нее посмотрел. О чем и заявляет.

Алегра. Не пойду. Ненавижу запах табака. У меня аллергия.