Саранча

Макс(оборачивается и смотрит на стукача). Ты уверена?

Надежда. Только что сказал. Я прекрасно видела.

Макс достает мобильный телефон из кармана пиджака. Набирает какой-то номер, он очень доволен собой, ждет, когда установится связь.

Макс. Надежда, с тобой шутки плохи. Действительно. Ну-ка, сообщи еще что-нибудь. (Макс говорит в трубку.) Алло, это я. Слушай, проверь мне вот что…

Затемнение

2.

Холл какого-то большого и важного учреждения, мраморные колонны, мраморные стены, мраморный пол, облицованный мрамором вход, а где-то там, вне нашей видимости, множество больших дверей, повсюду двери и двери, которые с трудом открываются и всегда с грохотом закрываются. Милисав Симич, промокший старик, худой и высокий, в намокшем плаще, от которого идет пар, сидит на одном из маленьких деревянных стульев и держит под мышкой дешевую папку из кожзаменителя. Возле него нервозно прохаживается Милан, бывший его студент, в настоящее время шофер своего отца, то обстоятельство, что у него есть высшее образование, не значит, что у него есть и соответствующая работа. Симич, жмущийся на стуле, словно пытается уполовинить, спрятаться в свой скелет, собственные метр и девяносто сантиметров. Милан все время прохаживается и говорит, прохаживается и говорит.

Милан. Мой отец играет в лото. Уже тридцать пять лет, ежедневно. Тридцать пять лет мой отец каждое утро встает первым, первым умывается, первым бреется, варит себе кофе, раскуривает трубку и усаживается за кухонный стол. И начинается: он распределяет цифры, разрабатывает системы, угадывает, предполагает, ищет комбинацию, которая выиграет. Мой отец уже тридцать пять лет ежедневно пытается что-то выиграть.

Где-то, в глубине какого-то коридора, медленно, со скрипом открывается какая-то дверь. Милисав Симич вскакивает, но не делает ни шага с места. Он остается стоять возле стула, прислушивается как испуганный пес. Он слушает звук шагов, мужские подошвы словно отбивают чечетку по мрамору, шаги приближаются, потом удаляются, дверь с грохотом захлопывается.

Милан. Еще рано.

Симич разочарованно садится. Милан делает паузу. Мы думаем, что он будет молчать. А он продолжает.

Милан. Мой отец каждое утро, уже тридцать пять лет, выбирает какую-то важную цифру, а потом выстраивает вокруг нее какую-то систему. Он играет на даты, дни рождений, годовщины великих битв, менее великих сражений, покушений, государственных переворотов, никому не известных войн, играет на количество букв в именах выдающихся людей, исторических личностей или родственников, друзей, королей, соседей, писателей, всех своих предков.

Симич резко приподнимается со стула, прислушивается, он похож на огромную тощую мышь, кажется, что у него подрагивают кончик носа и ушей, он пытается услышать что-то, что услышать невозможно.

Милан. Еще ничего. Рано.

Симич смотрит на Милана, не решаясь что-нибудь сказать ему. Милан садится, точнее, плюхается на стул, стоящий рядом со стулом Симича.

Милан. Мой отец уже тридцать пять лет, каждый день своей жизни, у каждого встречного просит назвать ему какую-нибудь цифру. У каждого, абсолютно каждого. (Милан печально добавляет.) У каждого, кроме меня.