Терраса в доме Фредди. Большой обеденный стол, за столом Дада, ее брат Фредди и их отец. У их отца есть имя, хотя те, кто с ним знаком, звали его преимущественно по фамилии — Йович. Уже давно никто другой никак его не зовет, поэтому пусть он и остается Йовичем. Фредди и Дада несомненно похожи, причем чем-то неприятным. Оба красивы, со светлыми волосами, какие-то прозрачные, они похожи на похищенные портреты кисти псевдоренессансного мастера. У всех в тарелках какие-то крохи еды, да и эту малость они не едят. Фредди и Дада хоть что-то поковыряли, а Йович и не прикасался. Его тарелка, вилка, нож и бокал стоят нетронутыми. Йович сидит сжав губы, не смотрит ни в тарелку, ни на своих детей, он ни к чему не прикасается, сидит опираясь на свою палку, словно в любой момент может встать и уйти, просто покинуть их… Неподвижным взглядом смотрит куда-то вдаль, перед собой. Фредди отодвигает тарелку.
Фредди. Я больше не могу.
Дада. Ну, еще немножко.
Фредди. Еда ужасно действует мне на нервы. Что ни съем, от всего толстею как свинья.
Дада. Но, милый, ты выглядишь изумительно
Фредди. Потому что слежу за собой. Ты, дорогая, напротив, выглядишь ужасно.
Дада. Сегодня я неважно себя чувствую.
Фредди. У тебя менструация?
Дада
Фредди. А, да, я все время забываю, что у тебя в животе полицейское отродье. Поэтому тебе и плохо.
Фредди. Я тебя совершенно не понимаю. В нашем возрасте рожать
Дада. Фредди, ангел мой, сегодня я не в настроении.
Фредди. Я просто сказал. Мне все это противно.
Фредди. А не думала ли ты о лифтинге?
Дада. Нет. Почему? Считаешь, что надо?
Фредди. Нуу, может немного…
Фредди. Еще чуть-чуть.
Дада. Думаешь?
Фредди. Знаешь что, в нашем возрасте…
Дада
Фредди. На год.
Дада. На пять!
Фредди. Ну и что?
Дада. Папа. Почему ты не ешь?
Фредди. В любом случае, мне уже пора.
Дада. И он ничего не ест.
Фредди. Тридцать девять, радость моя! А знаешь ли ты, сколько это, если перевести в категорию гомо-возраста? Скоро я буду вынужден покупать себе секс за деньги.