Сапуниха(СИ)

Стол, уставленный всякой всячиной, заботливо укрыт полотенцами. Кликнув мелюзгу, все - и те, кто оставался, и те, кто вернулся с богославия - степенно переступали порог. Сняв обувь, первоначально входили старшие. Войдя в горницу, широко, истово крестились на большие красивые иконы под лампадой в переднем углу, обращённом к востоку, творили молитву. Малышня, отвешивая поклоны, косилась на сокрытое: что там наготовили бабушка с мамой. Хотя некоторые помогали на кухне, всё равно знали: их ждёт какой-либо вкусненький подарок. Семейство размещалось за столом, и дедушка, обращаясь к сидящим, произносил: "Мать и дети, благословитя разговеться". Хором отвечали: "Бог благословит". Потом поочерёдно испрашивали друг у друга разрешения, получая тот же ответ. Вновь звучала молитва, после которой можно и отведать наготовленное. Вначале потянулись к мискам, где в молоке с творогом покрошены и перемешаны освящённые батюшкой яйца. Чего только не было на скатерти... Щи с молодой свининкой, вытомленные в печи, домашняя лапша с утятиной, кокурки*, присыпанные сверху мукой, коныши*, кислая лапшичка, пышки со сметаной (каймаком*)... Посередине яств - многоярусная "паска", облитая сырым яйцом, на вершине выведен крест. Уплеталось за обе щеки наваренное и напаренное, нажаренное и тушёное, запивалось взваром, квасом или молоком... Кому что по нраву. От усердия и постепенно возникающей от собравшегося народа духоты, испарина выступала у многих на лбу, снимали её и ладошкой, и утиркой*. После трапезы вываливали на улицу, но кто оставался во дворе, а кто шёл на поляну. Праздник длился неделю... Были неспешные посиделки на завалинках и на лавочках, что возле калиток мостятся. Старики, поругивая настоящее, вспоминали: "Вот бывалыча...", старухи шулкали* семечки, и после оставались горы шелухи. Молодёжь, собираясь у кого-либо на подворье или за околицей, устраивала игрища, водила хороводы, а к вечеру разбредалась по укромным улочкам или же в заросли хвороста, которые заботливо укрывают речушку. Детвора на зелёной, залитой солнцем лужайке топтала траву с цветами, что сочно и смело тянутся к небосклону, и катала крашенные яйца. К ней присоединялись взрослые, окунаясь в босоногое прошлое. Хохот, возгласы, выкрики. Это уже играли в "Расколыши" - ведущий пытался догнать кого-то из улепётывающей пары... Когда надоедали подвижные игры и хотелось передохнуть - хороводили, пели, и плыли над прилегающей местностью слова:

Как ты, утушка,

Как ты, серая,

С моря прилетела -

На яблонь взлетела,

Гнездо совивала,

Яиц наносила -

Детей выводила...

И так до поздней ночи, пока медленно, вялыми вспышками не затухали отзвуки очередного праздничного дня, как тлеющие головешки недавнего жаркого кострища...

...Скоро взойдёт солнышко, облив теплом со светом придонские степи, где там-сям притулились к водоёмам хутора со станицами, а пока разгорается заря - предвестник восхода. Мама будит её: "Вставай, чадушка, вставай... сбегай к речке, приняси рыбу - дядя, небось, уж наловил". Поднимается с полушубка, что брошен в коридоре, стараясь не разбудить сопящих братьёв и сестёр. Выходит на ступеньки, увенчанные резной аркой, которая позолочена отсветом заряницы, и вприпрыжку мчится через леваду* к речному извороту. Седая от росы трава холодит ноги, томный её дух плывёт под ветвями грушин, вишен, тёрна... Миновав сад, бежит по клетке*, где красуется пышнокустая картошка, наливается капуста, в хитром узоре переплетений тянутся арбузы с дынями, где днём ярко зажелтеет цвет тыквы... Вот и дядюшка Николай показался, зорко следящий за поплавками удочек из-под надвинутой на глаза фуражки. Обернувшись, широко улыбается: "Здорово ночевала, Стёпушка!" "Слава Богу",- отвечает.

- За рыбкой пришла?

- Ага. Маманя послала.

Неся улов, вспоминает, как прошлым вечером дядья, сев за базами, затянули казачьи песни. Миша заводит, Николай подхватывает, а Савелий - дишканит*. "Фу-у! - восторгается мысленно.- Как играли, как играли!"

Вскоре рыба зашкварчала на сковородке и проснувшееся семейство предвкушало застолье.