Сапуниха(СИ)

С тем же старанием работала пояркой, телятницей, дояркой, в Суровикино дорогу к заводу мостила... Куда посылали - там усердствовала.

Остались позади тяжкие послевоенные годы, когда и сами голодовали, как перед войной, и скотина околевала с голода. Опять ходили по балкам, собирали желудки. Добавляли потом в перетёртую из жёлудей муку лебеду и прочую траву, вновь пекли "лепушки". А чтобы коровушек сберечь - раскрывали базы и кормили соломой с крыш. Так вот выживали. И выжили. К сожалению, не все. Захворала и умерла, когда, сдавалось, лишения остались позади, Ариша, оставив малютку Раечку...

Незаметно, а главное, скоро выросла Валя. Уехала в Калач. Работать и учиться.

А она по-прежнему трудилась в Качалине.

Когда дежурила, старалась поддерживать порядок на ферме: ясли полны корма, подстилка свежая, дорожки песком посыпаны. Будучи и здесь старшей дояркой, корпела наравне с подчинёнными.

Обмазав очередной плетень, женщины, войдя в телятник, повалились на солому, укрывшись халатами.

- Лёна, гляди, а то ветром надует - забрюхатишь, - скалилась насмешница Нюрка Лобанова.

- Щас...- лениво отвечала подруга, - тут как раз забрюхатишься... Скорей спину сведёт от сквозняка.

- А ты в угол подвинься - глядишь, там повезёт,- продолжала Лобаниха.

- Вот привязалась, как муха...

- Дайте подремать, - обратилась к товаркам Ганя Братухина,- а то сщас придёт Фёдор Савельевич и пошлёть куды-нибудь...

Не успела проговорить, как раздались шаркающие шаги бригадира.

- Лёгок на помине, - вздохнула Нюша Братухина.

- Чаво? Не услыхал я... - стоя в дверях и привыкая к темноте, произнёс дядя Федя. Потом, помедлив, добавил: - Надо-ть, девки, кизеков нарезать...

- Да мы дюже уморились, Савелич. Базы тока обмазывали, плетни плели.

- Ничё-ничё, помаленечку, потихонечку... за вами нихто ж не гоняить... - гнул своё Татаринов.

- От старый хрен, прилепился, как банный лист... - огрызнулась Лобанова.

- А ты помолчи, егоза... тебе лишь бы зубы щерить. Это могёшь... А как работать - не докличишьси...

- Не бряши, бригадир,- хитро улыбаясь, промолвила та. - Тока кликни... мигом к тебе прижмусь.

Выпятила грудь, согнула руки в локтях, отведя их назад, и двинулась к начальнику. Савельевич попятился, споткнувшись о жердину, привалился к стене в нелепой позе: и не стоит, и не лежит. И не упал, и встать не может. А казачка, вплотную подойдя к руководителю, закрыла бюстом его лицо, подхватила за подмышки и зашептала, чтобы все слышали: "Ну что, дядя Федя, поработаем?" Тот увернулся, но, потеряв равновесие, встал на четвереньки, а потом, поскользнувшись на соломе, и вовсе растянулся.

- Погоди, я ишо не готовая, ишо юбку не сняла, а ты уж улёгси, - стала расстёгивать пуговицы доярка.

Старик, повернувшись к бабёнке, начал пятиться, ползти, не отрывая зад от соломы, упираясь руками в землю и скользя пятками по ней.

- Куды ж, касатик мой ... не убегай. Погоди, сладкий, я щас,- наступала на него Лобанова. Казак упёрся в косяк двери, пытаясь подняться, осипшим голосом крикнул: "Отойди, окаянная!"

- Ишь, гля, разгорячился.

- Изыди, охальница!

Анна вышла из упавшей юбки, не обращая на ругань внимания, раскинула руки для объятий: "Иди сюда, мой писаный..."

Бригадир с трудом поднялся, но, сделав неосторожное движение, вновь споткнулся, прополз немного, встал и просипел гневно: "Бесстыжие твои глаза! Глянь, чё выдумала... Да я тебе, да я..."

- Ну чаво заякал?... Так и скажи, что хреновина не работает.

- Тьфу ты! Ей ссы в глаза - она: "Божия роса..."

- Ну хватит тебе, Нюра,- урезонила подругу.

- Хватит, так хватит, хотя мы и не начинали...

Татаринов заковылял от телятника, обивая на ходу с себя солому. Остановился в раздумье, повернул, было, обратно, но, услышав хохот, засеменил прочь.

- А куда он нас хотел направить, девки? - давясь смехом, спросила Лёночка Братухина.

- А кто ж знает.

- Да Савелич про всё забыл, когда Нюрка титьками прижала.

- Ха-ха-ха!

- Гляди, Нюра, а то дядя Фёдор пожалится Спиридону Филипповичу или Никите Локтионовичу...

- А мы и Багаева с Сергеевым сиськами задавим. На всех хватит!

- Го-го-го!

- Ух, ух...

- Хи-хи-хи...

Улыбнулась воспоминаниям. Боевые подруги, озорные. Хоть и тяжело жили, а шутковали. Беззлобно. Без обиды. Собирались, случалось, у кого-нибудь на посиделки, как в девичестве, вязали, пряли, играли песни. Покупали и бутылочку. И веселились, плясали, разгоняя вдовью тоску... С радостью и смехом всегда рядом шагали горе и горечь.