Среди таких энтузиастов имелись как светские, так и духовные лица. Вторых, пожалуй, было больше: в монастырских условиях легче создать мастерскую переписчиков. Особо следует отметить деятельность Фотия, патриарха Константинопольского (IX век)[84] — человека непревзойденных для своего времени образованности и интеллекта, одной из центральных фигур культурной истории Византии. В частности, по его инициативе в Константинополе был организован первый в Европе университет; сам же патриарх и стал первым главой этого заведения.
Фотий, коль скоро уж о нем зашла речь, играл выдающуюся роль также и в религиозно-политической жизни своего бурного и напряженного времени. Его стараниям следует приписать такие события церковной истории, как принятие христианства болгарами, миссия Константина (Кирилла) и Мефодия в Моравию, плодами которой стали создание славянской азбуки — кириллицы и перевод Библии на старославянский язык. При Фотии имело место первое открытое проявление раскола между Римом и Константинополем по вопросам догматическим
Фотий — во всех отношениях очень яркая личность — проявлял значительную независимость, даже неуступчивость по отношению к светским властям. Из-за этого византийские императоры то отрешали его от сана и отправляли в заточение в монастырь, то опять возвращали на пост патриарха — все-таки без человека такого масштаба трудно было обойтись. Нам же Фотий интересен в первую очередь как беззаветный книголюб, не мысливший своей жизни без постоянного чтения. При своем университете он собрал огромную библиотеку. И, более того, самолично (впрочем, наверное, все-таки при участии помощников) составил ее, как теперь выражаются, «аннотированный каталог». То есть такой, в котором присутствуют не только названия книг, но и для каждой — краткое изложение содержания. Этот монументальный труд (он так и называется «Библиотека») сохранился до наших дней. Увы, имя Сапфо в нем упоминается всего лишь два раза, до и то мимоходом. Чувствуется, не слишком интересовала патриарха великая лесбосская поэтесса.
Последнее суждение, впрочем, относится не только к Фотию и не только к Сапфо. Византийские копиисты и в целом крайне мало обращались к наследию архаических лириков. Они охотно переписывали сочинения философов, ученых, ораторов. Благодаря их усилиям мы и теперь можем читать все произведения Платона и значительную часть трудов Аристотеля, трактаты «отца истории» Геродота и его «наследника» Фукидида, знакомиться с плодами изысканий «отца медицины» Гиппократа и с десятками речей выдающихся мастеров красноречия — Демосфена, Лисия, Исократа и др. Переписывали, конечно, поэмы Гомера, поскольку великий старец греками-византийцами, точно так же как и греками античными, воспринимался как «наше всё».
А вот лирические поэты как-то выпали из сферы их внимания. В результате из сочинений этих авторов (будь то та же Сапфо, ее земляк Алкей или даже «основатель лирики» Архилох) на сегодняшний день известны не целые сборники произведений, а лишь разрозненные фрагменты. Откуда такие фрагменты берутся, ярко и образно рассказал М. Л. Гаспаров[85]. Говоря кратко, это — цитаты из интересующих нас авторов, сделанные авторами более поздними, но тоже античными (или византийскими), то есть обладавшими еще полными текстами сборников архаических стихотворцев.
Гаспаров приводит остроумный пример: представим себе, что по какой-нибудь причине в мире полностью пропали все издания сочинений Пушкина. Означает ли это, что бы остались бы без Пушкина вовсе? Нет, поскольку из учебников, хрестоматий, антологий и всяческих других книг нам удалось бы извлечь изрядную долю его литературного наследия — именно потому, что есть (и всегда был) обычай цитировать автора, о котором рассказываешь, приводить — иллюстрации ради — выдержки из его произведений. Причем отрывки, как правило, лучшие, самые характерные и выразительные.
Таким-то вот образом до нас и дошли отрывки лириков эпохи архаики, в том числе и Сапфо. Был и другой путь: через упоминавшиеся выше находки папирусов. Но папирусные фрагменты в подавляющем большинстве случаев гораздо хуже по сохранности; порядком поврежденные из-за многовекового пребывания под землей свитки древнего писчего материала содержат многочисленные лакуны, то есть испорченные (банально порванные) места, порой не подлежащие надежному восстановлению.