Сапфиры Айседоры Дункан

– Это оттого, что подсознательно вы боитесь своего желания. Может, вы беспокоитесь, что «Феррари» у вас угонят или вы тут же его разобьете? Главное, вы сомневаетесь в великой силе мысли. Сомневаетесь ведь?

– Да, сомневаюсь, – признался Веня.

– Вам нужно работать над собой, чаще общаться со своим духом-покровителем. И когда однажды вы поверите в силу Высшего Сознания, выйдете на Небосклон Времени, то обратитесь к Вселенной со своим самым невероятным желанием, и оно непременно осуществится. И еще. Нужно верить. Если надеяться, но не верить, то ничего никогда не получите.

– А вы сами верите? И о чем мечтаете вы?

– О! – Кристина закатила глаза. – О многом. И у меня появилось чувство, что вот-вот это сбудется.

– Каждому по вере, – процитировал он Булгакова. – Обязательно сбудется, – Веня посмотрел на нее нежным взглядом так, что у Кристины перехватило дыхание. Сказка начинала становиться реальностью.

1930 г. Саратов

Он говорил мне: «Будь ты моею,
И стану жить я, страстью сгорая;
Прелесть улыбки, нега во взоре
Мне обещают радости рая».

Сказать, что Элиза танцевала под этот романс, было бы неправильно – она не танцевала, она под него жила. Жила всего несколько минут, за которые перед зрителем раскрывалась вся ее судьба. Руки, как крылья, то взлетали, то опускались. Айседора не ошиблась в своей ученице – Элиза стала достойной ее последовательницей в танце. То же тонкое чувство музыки и точная передача ее зрителю. Публика ее обожала. Шаг, прыжок, прямая, как натянутая струна, спина, гордый взмах головы. Она так органично вписывалась в слова романса и чувствовала каждую ноту, что казалось, что он был написан специально для нее.

Он говорил мне: «Яркой звездою
Мрачную душу ты озарила;
Ты мне надежду в сердце вселила,
Сны наполняя сладкой мечтою».

Всплеск рук, взгляд к небу, прыжок – в ее сердце поселилась любовь: робкая, недоверчивая и такая долгожданная. Разворот, еще прыжок. И вот она летит навстречу счастью. Любовь наполнила ее до краев и раскрасила весь мир яркими красками. Элиза растворилась в своем чувстве, упиваясь им. И вдруг все исчезло. В один миг мир стал черно-белым, любовь растаяла, оказавшись иллюзией.

Сладкою речью сердце сгубил он,
Сладкою речью сердце сгубил он,—
Но не любил он, нет, не любил он,
Нет, не любил он, ах, не любил меня!

Даниил называл ее звездою, дарил роскошные, насколько ему позволяло жалованье, букеты и произносил жаркие слова. В его голубых со стальной искоркой глазах было столько искренности, что Элиза ему уступила. За свою недолгую жизнь она много раз слышала клятвы в вечной любви, но не верила им. «Люди лгут, а мужчины тем более», – говорила ей Айседора. Несмотря на внешнюю холодность Снежной королевы, Элиза была весьма страстной натурой. Она любила жизнь и была готова броситься в омут с головой, но потом все могло обернуться обманом. Лучше разочароваться, но вкусить манящий плод любви, чем беречь свое сердце от ран. Она не знала, любит ли Даниил ее на самом деле или нет. Он то совершал ради нее безумные поступки, то был холоден и обращался так, словно она ему чужая. Сложным человеком был Лапкин: добрым и в то же время жестким. Его можно было уговорить на что угодно, но иной раз он упрямился по пустякам. Он был с ней то нежным и ласковым, то равнодушным. Даниил мог ее защитить, сделать для нее многое, но надеяться, что он будет всю жизнь сдувать с нее пылинки, глупо. Замуж за него Элиза выйти отказалась. «Это не мой мужчина, – решила она. – Он человек для романа, но никак не для семьи. Да и какая у них может быть семья, если его уволят со службы с волчьим билетом?» А его уволят, если они поженятся, даже за одну связь с ней Лапкину грозят серьезные разбирательства.

Элиза уехала вместе с Даниилом в Саратов. Там она поселилась в брошенном доме своего родственника. Старый, бревенчатый, но добротный, с большой белой печью, дом находился на самой окраине города. Привыкшая к столичной сцене, Элиза хотела вернуться в Москву, но это было едва ли возможно – мама часто болела, за ней требовался уход. Красный Кут рядом – всего полторы сотни километров, в случае чего можно быстро приехать. Элиза танцевала в Саратовском театре, пользовалась успехом, но все же это не то, что прежде.

В Москве с продовольствием было неважно. Здесь, на благодатном черноземе, росло все, можно было перебиться своим огородом. Мама подкармливала, передавала кое-какие продукты, что бог послал. Жить можно. В Москве из-за трудностей с финансированием их труппа распалась, а студия пластики оказалась на грани закрытия. И самой ее основательницы, мадам Дункан, уже не было в живых.