Сапер

– Тебя будут опрашивать в особом отделе… – Я поставил точку в тяжелом письме, вздохнул. – Стой на том, что в окружении мы не были. Линия фронта – слоеный пирог, шли к линии соприкосновения окольными путями, проявили себя геройски, даже добыли важные документы. А в ходе прорыва уничтожили возле Шепетовки опорный пункт немцев.

– Ладно, уничтожитель, иди есть.

Мы быстро перекусили, и я под изумленным взглядом Веры отодвинул каблук на сапоге, достал царские червонцы. Замотал их в тряпочку, стал простукивать рукоятью ножа доски пола возле батареи. Одна качалась, я поддел ее, стал выковыривать труху.

– А ты, Петр Николаевич, оказывается, богатый жених! Откуда это золото?

– Военный трофей.

– Не свисти! Где видано, чтобы были такие трофеи?

Я спрятал золото под доску, забил гвоздь.

– С летчика немецкого взял. Им выдают на случай, если прыгнет или сядет на вынужденную за линией фронта.

– И сколько же там денег?

– Меньше, чем было, – вздохнул я, вспоминая кольца и еврея-ювелира. Поди, сейчас здоровается с немцами в Житомире. Оценит передовую европейскую культуру.

* * *

На службу я пришел сильно загодя. Лучше уж немного заранее, особенно в первый день. Но ждать и не пришлось. Едва я зашел в приемную командующего, как меня окликнул сидящий уже там старший лейтенант. Белобрысый парень лет двадцати.

– Соловьев? Петр? Привет. Я – Масюк, Аркадий, – протянул он руку. – Будем вместе работать, получается. Я у самого в охране. Вишь, как оно получилось, вчера не поехал, ребята погибли.

Масюк тяжело вздохнул. Где-то вдалеке загудели ревуны воздушной тревоги. Мы посмотрели в окно, переглянулись.

– Привет, – ответил я на рукопожатие. – Только я в этих делах, как говорится, ни бум-бум пока. Даже не знаю, за что и браться.

– Не переживай, покажут, расскажут, войдешь в курс. Сегодня пока здесь побудешь, особисты тебя вызывают, велели, как придешь, сразу к ним. Ну, сейчас не особисты, третье управление, это я по привычке. Мы с командующим без тебя поедем. А завтра – язык на плечо, потащишь службу, – улыбнулся он. – Покатаешься еще.

– Часто ездит? – спросил я. У меня же это не праздное любопытство, а по работе.

– Так каждый день. Петрович, он железный – и в подразделения ездит, а потом возвращается, и здесь работает еще до полуночи. И ведь ничего не забывает, отметь! Ладно, потом поговорим, успеется.

У секретаря зазвонил телефон.

В особом отделе жизнь кипела, несмотря на раннее утро. Меня провели в кабинет, где за простым, я бы даже сказал, дешевеньким деревянным столом сидел целый капитан госбезопасности. Лысоватый, нос крючком, да такой величины, что на двоих бы хватило, с остатком. Под носом росли густые роскошные усы, как бы не больше, чем у Семена Михайловича. Несмотря на немного карикатурную внешность, смешным капитан не казался совсем. Наверное, в этом кабинете вообще смеялись редко. Чаще плакали.

– Присаживайтесь, Петр Николаевич, – кивнул он на стул, стоящий впритык к столу. – Я – капитан государственной безопасности Чхиквадзе. Чай будете? – и он отпил из стакана в серебряном, не иначе, подстаканнике.

– Пожалуй, не откажусь, – ответил я, отодвигая стул, чтобы сесть поудобнее.

– Михеев! – крикнул капитан. Дверь открылась, и особист сказал: – Чаю принеси и бутербродов каких-нибудь.

– Ну что же, – Чхиквадзе положил перед собой лист бумаги, макнул ручку в простую школьную чернильницу-непроливайку, – начнем, пожалуй. Работа нам, Петр Николаевич, предстоит большая, расслабляться некогда.

Разговаривал он чисто, без акцента, совсем немножко окая. Если не смотреть на его выдающийся нос и усы, то можно было бы подумать, что по другую сторону стола уроженец Поволжья. Впрочем, национальность, как я уже говорил, в этой организации дело последнее.

Начали издалека. Родился-крестился, учился-работал, где жил, да где родня обитает, откуда призвался, и еще миллион мелочей. Часа за два мы еле добрались до встречи с танкистами. Впрочем, не могу не заметить, что держался особист образцово вежливо, постоянно спрашивал, не надо ли чего, а когда мне приспичило по малой нужде, то вызвал Михеева, оказавшегося конопатым и курносым сержантом, чтобы тот провел меня в нужное место.

А вот про танк когда начали, тут я и понял, что раньше была только разминочка. Я вспомнил, наверное, все посекундно. И кто куда смотрел, и как говорил, и что при этом думал. И про немцев-переговорщиков, и про комиссара Попеля, и даже про золотой выстрел немецкой «ахт-ахт» – по сто раз и во всех подробностях. Это у меня от этих посиделок задница вся взопрела, а капитан сидел свеженький, поскрипывал пером да исписанную бумагу складывал в стопочку. Время от времени только прикладывался к стакану с чаем, который постоянно обновлял сержант. Даже в сортир ни разу не сходил. Железный человек со стальным мочевым пузырем, нечего сказать.

Уже было сильно за полдень, когда мы прервались на обед. Котелки с супом и перловкой принес тот же Михеев. Чхиквадзе расстегнул пуговицу на кителе и принялся молотить ложкой, отщипывая от краюхи малюсенькие, почти незаметные кусочки хлеба.