Санкция Айгер

– Если подумать, природа – капризнейшая тварь. Те женщины, с которыми я бывал, никогда меня особенно не интересовали – и ничего такого особенного я не чувствовал. Именно поэтому с ними я был воплощением самообладания и мужской силы, и им это было очень приятно. Но с тобой – когда мне отнюдь не все равно, и именно потому, что мне не все равно – я вдруг начинаю ставить рекорды скорострельности. Нет, как я уже сказал, природа – сволочь.

Джем, повернулась к нему.

– Эй, ты это о чем? Так говоришь, будто все уже кончилось. А я-то все лежу тут и надеюсь, что это антракт, а не финал.

Он одним рывком выскочил из постели.

– Ты права! Это антракт. Сейчас, погоди, я принесу животворную бутылочку шампанского...

– Нет, постой. – Она села, и тело ее на фоне серебристой подсветки было особенно прекрасно. – Иди сюда, дай поговорить с тобой.

Он лег поперек кровати у ее ног и прислонился щекой к ее ступне.

– У тебя такой серьезный, зловещий тон, и...

– Да, такой. Это насчет работы для мистера Дракона...

– Джем, прошу тебя...

– Нет. Нет, успокойся на секундочку. Все связано с одним биологическим прибором, который разрабатывают там, на той стороне. Очень скверная штука. Если они его сделают раньше нас... Это может быть просто ужасно, Джонатан.

Он прижался к ее ногам.

– Джем, не играет никакой роли, кто в этой гонке впереди. Представь себе двух насмерть перепуганных сопляков, которые устроили дуэль на ручных гранатах, стоя друг от друга в трех футах. Тут совершенно не имеет значения, кто первым выдернет кольцо.

– Зато имеет значение, что мы выдернем это кольцо с куда меньшей вероятностью.

– Если ты этим утверждаешь, что средний бакалейщик в Сиэтле – приличный человек, ты совершенно права. Но средний бакалейщик в Петропавловске ничуть не хуже. Вся беда в том, что кольцо гранаты – в руках людей, подобных твоему Дракону, или, что еще хуже, может выдернуться от короткого замыкания в каком-нибудь подземном компьютере.

– Но, Джонатан...

– Я эту работу брать не собираюсь, Джем. Я никогда не провожу санкцию, пока у меня хватает денег на житье. И больше я не желаю об этом говорить. Ладно?

Она молчала. Потом приняла решение.

– Ладно.

Джонатан расцеловал ее ноги и поднялся.

– Ну, так насчет шампанского...

Ее голос остановил его у самой лестницы с хоров.

– Джонатан?

– Да, мадам?

– Я у тебя первая черная?

Он обернулся.

– Это имеет значение?

– Конечно, имеет. Я знаю, что ты собираешь картины, и я подумала...

Он сел на краешек кровати.

– Тебя бы по попе хорошенько отшлепать.

– Извини.

– Все еще хочешь шампанского?

Она раскинула руки и поманила его пальцами.

– После.

ЛОНГ-АЙЛЕНД, 13 ИЮНЯ

Джонатан просто-напросто открыл глаза и тут же окончательно проснулся. Спокойный и счастливый. Впервые за много лет не было мутного, вязкого промежутка между сном и пробуждением. Он с наслаждением потянулся, прогибая спину и распрямляя все конечности, пока каждая мышца не затрепетала от приятного напряжения. Ему хотелось кричать, шуметь. Нога его коснулась влажного пятна на простыне, и он улыбнулся. Джемаймы в постели не было, но место, где она лежала, хранило ее тепло, а от подушки исходил легкий запах ее духов и ее самой.

Он выскочил из постели голый и наклонился над перилами хоров. Крутой угол, который цветные солнечные лучи отбрасывали внутрь церкви, свидетельствовал, что утро уже на исходе. Он позвал Джемайму, и голос его торжествующим эхом пронесся под сводами.

Она появилась в дверях ризницы, переоборудованной под кухню.

– Орали, сэр?

– С добрым утром!

– С добрым утром.

На ней был тот ладный льняной костюм, в котором она приехала, и оттого казалось, что в полумраке от нее исходит белое сияние.

– Пока вы изволите принимать ванну, я приготовлю кофе.

И она исчезла в дверях ризницы.

Он плескался в римской ванне и пел громко, но не очень красиво. Чем же они сегодня займутся? Поедут в город? Или тут побездельничают? А не все ли равно? Он вытерся и надел халат. Сколько же лет он не просыпался так поздно? Должно быть, уже около...

О, Господи! Писсарро! Он же обещал торговцу забрать картину до полудня!

Он сел на край постели, с нетерпением ожидая, пока на том конце снимут трубку.

– Алло! Я слушаю. – Голос торговца был весь пропитан лживыми нотками поддельного интереса.

– Джонатан Хэмлок.

– Ах, да. Откуда вы? Почему звоните?

– Из дома.

– Не понимаю, Джонатан. Уже двенадцатый час. Как же вы сможете успеть к полудню?

– Никак не смогу. Я хочу, чтобы вы придержали для меня картину на пару часов. Я уже выезжаю.

– Нет нужды торопиться. Картину я придержать не могу. Я уже говорил вам, что у меня появился другой покупатель. Он сейчас у меня. Трагично, конечно, но я же предупреждал вас, чтобы не опаздывали. Сделка есть сделка.

– Дайте мне хоть час.

– У меня связаны руки.

– Вы сказали, что другой покупатель дает двенадцать тысяч. Я согласен.

– Если бы я только мог, мой милый друг! Но сделка есть...

– Назовите цену.