Санара. Новая руна

Всю официальную речь Санара ушами пропустил; взошел на установленное специально для него возвышение, когда объявили начало процесса, впервые воочию увидел реликвию – высокое, в полный рост старинное зеркало в потемневшей раме. Бросил взгляд туда, где за прутьями решетки, предельно нервничая, сидел серый лицом Маг – последние минуты твоей жизни.

Хотя, отстраненно думал Аид, глядя на собственное отражение, может, моя тьма меня сожрет? Зеркало. Когда-то он всерьез боялся увидеть себя изнутри, обнаружить нечто такое, что не сможет ни принять, ни пережить. Но все то, что видел сейчас, было ему знакомо – слои мрака в его зеркальном двойнике переплетались со светом. Много злого мрака, голодного, жадного до крови – столько лет он пытался с ним бороться. Теперь нет. Устал, хватит.

«Какой есть, такой и есть».

Глупые мысли.

Наверное, следовало репетировать свои реакции заранее, успокаивать сознание, настраиваться на принятие любого исхода, но Санара не стал тратить на это время.

Все равно. Плевать.

Зеркало тем временем погружало его в самого себя – знакомого вдоль и поперек, прощупанного до того Новой. Кипящего темнотой, опасного, зловещего, беспощадного.

«А ей понравилось, – думал Судья отстранено. – Понравилось все, что она увидела».

Никогда он не видел в ее взгляде ни следа отторжения или неприязни. Нова умела любить целиком.

Он черный, действительно черный, погружен во мрак, утонул в нем. Сила его зла и некрасива, но она его. И «его» здесь главное слово.

Нет, сегодня он не подавится тем, что видит – пусть подавится, если желает, само зеркало. В какой-то момент он вообще перестал смотреть на собственное отражение (не обнаружил ничего нового), переключился на ощущение светивший сверху Руны – чувствовал ее свет сквозь покрытие крыши, балки, доски… Леа всегда умела достигать собственных целей. Упорная. Он восхищался ей с самого первого дня.

Даже улыбнулся забывшись.

Не сразу услышал, как волнуется, гомонит зал, не понял, почему мелькают вспышки фотоаппаратов – Верховного фотографировали десятки раз в секунду.

Уже все?

И вдруг понял – все. Рама Зеркала светилась бело-золотым светом – светом положительного, «хорошего» исхода.

Он… что… прошел?

Все?

Он прошел.

Попытался понять, что чувствует, но обнаружил, что ничего. Лишь стал более цельным, собранным из кусков и оттенков. Стал собой.

Пока фиксировали факт проверки писари, пока призывал к тишине публику заседатель с молотком, Санара неторопливо спустился с помоста. Направился прямиком туда, куда хотел с самого начала – к клетке.

Чародей со сползшими вниз глазами жался в стену; улюлюкала публика. Она была готова линчевать старика за один только его зловещий нечеловеческий вид.

«Вот и настал твой час…»

Мой, – подумал Аид. – Мой. Час.

Почему он раньше считал, что убивать некрасиво?

Слышал собственные слова словно издалека.

– Верховный Маг… Альрус Садамос… за совершенные грехи… приговариваетесь…

Ему хватило пары секунд, чтобы снять данные:

«Скрытая агрессия: девяносто восемь процентов».

«Страх: девяносто два».

«Раскаяние: три процента…»

Три. Без вариантов.

– …к казни на месте.

Больше Аид не слышал призывов заседателей, не обращал внимания на круглые глаза телекамер и вспышки фотоаппаратов – он рвал, рвал Чародея на куски. Не снаружи, но изнутри. Зацепил его взглядом, моментально проник внутрь черной змеей, стал тигром, шагнувшим в клетку к неумелому дрессировщику. И понеслось…

Трещали по швам связи, отвечающие за перерождение. Смерть, смерть, смерть во всех проявлениях и всех формах существования души. Лопались, как перегретые мыльные пузыри, нейронные каналы, стиралась память вселенной о том, что Альрус Садамос когда-либо появлялся, жил или умирал. Пустота. Вдребезг вероятность возвращения. Навылет, навыворот черную душонку, пусть издыхает, пусть визжит…

Оболочка Альруса действительно визжала и шипела – звуки эти были далеки от тех, какие мог издать человек. Только нелюдь, давно живущий за счет магии и чужой жизненной силы. Вдребезг заклинания, формулы и связи – за Нову, за себя, за Нову!..

Рухнул на пол бывший королевский Маг спустя маленькую вечность уже обесточенной, пустой резиновой куклой. Он стал настолько уродлив, что ближайших зрителей тошнило. А может, их тошнило от страха, потому что уверенной походкой, с развевающимися за спиной полами черной мантии, мимо них на выход из зала только что прошагал самый страшный человек королевства.

Верховный Судья, чьи глаза светились белым.

Первый Верховный Судья, прошедший проверку Зеркалом.

Аплодировал стоя незамеченный бывшим учеником старый Кравад.

Глава 20

(Collapse Under The Empire – Anthem of 44)

Он взял отгулы, которых накопилось много, и целый день провел в странной, давящей апатии. Обнаруживал себя, погруженным в тяжелые думы то в кресле гостиной, то на стуле у обеденного стола. Не ел, почти не пил, забыл, зачем когда-то куда-то стремился и спешил. Не понимал сам, о чем именно размышлял.