– Вероятно, имело место некая ошибка, – продолжил монолог за «моржа» мужчина слева, тоже седой, в очках. – Мага могли оклеветать, может быть, имел место сговор или же как раз заговоренные вещи были созданы на вполне законных основаниях, а вот приобретены уже нет. Понимаете? Слишком мало подтвержденных деталей, чтобы сразу назначать личное дознание. Нужно провести ряд дополнительных мероприятий.
Аид злился, я же хотела его все сильнее, отчетливее. Такого напряженного, взведенного, потрясающего. Пробралась прозрачными руками под одежду, мягко провела ладонями ему по груди, по кубикам пресса, томно выдохнула в шею. Коснулась сквозь ткань трусов поросли над членом.
«Нова… Накажу…»
Всегда мечтала испытать личную кару Верховного на себе. Чтобы горячо, жестко…
«Очень жду…»
Ему приходилось смягчаться – невозможно было думать о гневе и сексе одновременно. Сейчас Аид – Судья, желающий мести и справедливости, но он же мужчина, мысли которого сползают на женщину, трогающую его там, где запрещено. Прямо перед девятью седыми старцами.
– Вот если у вас будут еще какие-либо улики… Неопровержимые, конечно.
Они все были куплены Альрусом давным-давно. Об этом знала я, это чувствовал Санара.
«Скажи им, что доказательства уже есть. Ты систематизируешь и представишь их завтра. Направишь копию в королевскую канцелярию. И деваться им станет некуда».
– Доказательства уже есть, – повторил Аид ровно, – завтра вы их увидите. Равно, как и Короли, потому как дело не терпит отлагательства.
Его не просто недолюбливали здесь, его ненавидели, но делали это скрытно, прикрываясь формальностями. И никто не ожидал, что в рукаве заявителя окажется еще один туз. Или даже джокер.
– Что ж, – «морж» что-то пометил себе на листе, – тогда, полагаю, мы ждем вас… завтра.
О происшествии они доложат Провидцу уже сегодня. Это, впрочем, ничего не изменит.
«А теперь мы сбежим, да?»
Он был, как пружина, сжатая до предела, и эмоциям нужен был выход. Если не в меня, то в черноту, жаждущую убивать. Санара, однако, не хотел черноты. Он хотел секса.
Он отыскал меня, спрятавшуюся за тяжелой портьерой поодаль от зала судебных разбирательств. Портьера эта была призвана создать антураж тяжелого пафоса – за ней не было окон, лишь глухая стена.
– Что ты… здесь… делаешь?
– Жду тебя.
– Ты понимаешь, что одно неверное движение, и ты скомпрометируешь меня. Это не то место, где можно шалить.
А для меня любое место – то.
У него на шее пульсирует от гнева жилка – гнева не на меня, на идиотов, препятствующих дознанию.
– А мы тихо…
Я злила зверя, играла с его вздыбленным загривком.
По полированному паркету послышались чьи-то шаги; меня тут же вдавили в стену, чтобы портьера не шелохнулась.
Если его здесь увидят, балующегося с девкой…
Но они не увидят. В моих зрачках бесновались черти – я намеренно проявилась не в привычной одежде из штанишек и блузы, но в платье с таким декольте, что грудь лезла наружу. От юбки – одно название…
Санара качал головой. Его дыхание из горячего сделалось раскаленным.
– Ты везде… игры играешь? – спросил он жестко, когда шаги стихли. Мой наряд однозначно спровоцировал верную реакцию – под мантией стоял кол.
– Я плохая… да?
– Очень.
– Накажи меня.
– Ты допросишься.
Там ходили, по ту сторону штор. И нельзя, чтобы занавесь колыхнулась, выдала тех, кто находился за ней.
Ладони Санары железные – ими он, предварительно развернув меня лицом к стене, зажал мне рот. Приказал тихо:
– Ни звука сейчас.
Я размякла от звука брякнувшей застежки ремня. Тонкую ткань трусиков сдвинули в сторону, разомкнули, чтобы вынуть инструмент наказания, створки тяжелой мантии.
– Тихо.
Я едва дышала под теплой сухой рукой, припечатавшей мне половину лица. Чувствовала его, тот самый рельефный пресс, поросль и наглую головку, венчающую то, на что меня собирались насадить. Это неподходящее для сексуальных утех место. Эта штора, эти чинные люди, не подозревающие о диверсантах – все это добавляло столько остроты ощущениям, что я тихонько простонала.
– Ни звука, – дыхание прямо мне в ухо. – Платить будешь молча.
О, как он входил… Нет, не резко и не быстро… очень-очень медленно. Карал по миллиметру, проникал бесконечно томно. Глубже, глубже, глубже… Жесткие створки мантии, нежная горячая кожа – бесовский контраст. Я вздрагивала, но рука держала крепко, тело к стене прижимало и того крепче. Проникнув внутрь, Аид выдохнул. Как же сильно я хотела его такого – взведенного, по-своему безжалостного, нащупавшего «самку», состоящую из сладкого отверстия, полных грудей и безоговорочной готовности.