Фортескью даже был готов намекнуть, что ее сиятельство не захочет прерывать образование Патриции теперь, когда в этом деле появился настоящий прогресс, но это оказалось ненужным. В мире просто не существовало кого-то другого, кто мог бы справиться с леди Маргарет.
Следовательно, все сложилось к удовлетворению Фортескью. С уменьшившимися обязанностями во время отсутствия его сиятельства у дворецкого появилось гораздо больше времени, чтобы посвятить себя Патриции… э-э, то есть, образованию Патриции.
В данный момент он склонился над ее плечом, проверяя суммы, которые девушка подсчитала для него. Она быстро училась — слишком быстро, мог бы подумать тот негодяй, у которого имелись бы виды на милую рыжеволосую девушку, недавно покинувшую берега Ирландии, — и которым, конечно же, Фортескью из всех сил пытался не быть — поэтому он знал, что суммы будут правильными.
Причина, по которой он склонился, навис над ней и его молчание затянулось, была просто в том, что от нее так замечательно пахло, что Фортескью почти забыл, что собирался сказать.
И причину, по которой он находится здесь.
И свое имя.
Патриция обернулась, чтобы с беспокойством посмотреть на него.
— Что-то неправильно, ага? — Нежные переливы ее голоса словно дернули его за внутренности.
Фортескью был выше ее по положению. Ему было столько лет, что он мог бы быть ее… дядей. Он не мог рисковать своей целостностью, своей репутацией и карьерой из-за дерзкой, открытой ирландской горничной с веснушчатым носом, зелеными, как листья, глазами и фигурой, которая и святого ввела бы в грех…
Проклятие, он опять забыл то, что хотел сказать.
Так что он повторил то, что она сказала ему.
— А сейчас произнеси это предложение снова. Отбрось последнее слово.
Патриция слегка улыбнулась.
— Что-то неправильно?
— На самом деле нужно сказать: «Мои подсчеты верны?»
Она слегка прищурила глаза, но покорно повторила фразу.
Фортескью покачал головой.
— Патриция, я говорил тебе раньше, что если ты собираешься служить в большом доме, то твоя речь должна звучать менее… — Ничего не поделаешь. Он должен сказать это. Он любил ирландскую напевность ее голоса, но если она собирается сделать успешную карьеру в услужении, то Патриции нужно обойтись без нее. — Менее ирландской.
Девушка отвернулась и долго глядела вниз на бумагу. Затем положила на нее обе руки и оттолкнула прочь. Медленно встала и выпрямилась. Потом ее изумрудный взгляд поднялся, чтобы встретиться с его глазами.
— Мистер Фортескью, я благодарю вас за ваши усилия, но боюсь, что я должна вернуться к своим обязанностям. Я не вернусь к занятиям. Я и раньше говорила вам, что не имею возражений против улучшения грамматики, но я стремлюсь скрывать место своего рождения не больше, чем испытываю желание выкрасить себя голубой краской!
Фортескью был так отвлечен блеском дальних стран в ее глазах, что потребовалось чуть больше времени, чем нужно, чтобы понять ее слова.
— Патриция… — Она уже уходила. Он не мог вынести этого. Эти часы, когда он учил ее, были единственной причиной, по которой Фортескью вставал каждое утро. Это и еще возможность обменяться несколькими словами в коридоре на протяжении дня.
— Прошу прощения, — произнес дворецкий.
Так как Фортескью был главой всех, кто служил в этом доме, произнесения этих слов было достаточно, чтобы заставить Патрицию остановиться. Она заморгала.
— Вы просите прощения… у меня?
Господи, она была прекрасна. Фортескью улыбнулся, не осознавая этого. Все, что он осознал — это то, что глаза Патриции расширились от потрясения, и у нее перехватило дыхание.
— А что в этом такого? — Она так смотрела на него, словно…
Фортескью ощутил, как придвигается ближе… Она качнулась ему навстречу…
Громкий стук в дверь заставил их отпрыгнуть в разные стороны, хотя они даже не коснулись друг друга.
Лакей просунул голову в офис.
— Мистер Фортескью, приехала гостья. Мисс Блейк здесь и утверждает, что останется надолго.
Когда Софи вышла из до смешного элегантного экипажа Лемонтёра — в самом деле, карета была похожа на торт, глазированный сливками и позолотой! — и пошла по подъездной дорожке к Брук-Хаусу, она держала в голове именно это замечание портного.
Несмотря на прекрасный день, внутри она немного дрожала. Софи не привыкла просто завладевать чем-то, не говоря уже о том, на что у нее не было на это права.
У нее не было никакого права вторгаться в дом Дейдре подобным образом, особенно теперь, когда кузина уехала. Но Лемонтёр был прав, когда сказал, что ее новый образ, София, нуждается в каждом преимуществе, которое дает положение и место проживания.