Самый жаркий день (СИ)

Каждый штурм начинался и проходил совершенно одинаково: хивинцы вдруг выскакивали из апрошей, стрелки в это время старались сбить наших солдат со стен, не давая им прицельно палить по атакующим. Первая волна практически полностью выкашивалась залпами картечи и ружейным огнем, но за ней шла вторая, потом третья. Баррикаду, к этому времени уже тщательно укрепленную, узбеки растаскивать больше не пытались, а лезли на нее, многие враги несли с собой длинные пики, коими старались поразить защитников. Вот и у Павлова среди пациентов больше всего было с колотыми ранами. Если солдат получал удар в плечо, то его просто перевязывали и отправляли обратно в бой. В грудь — здесь уже приходилось смотреть, задето ли легкое. Самые неприятные оказывались раны в живот, ведь у нас просто не было времени врачевать их, оставляя других пострадавших без помощи. К помощи я привлекла Яэль, раз уж та досталась мне на содержание, к ней присоединились и несколько узбекских женщин, но те больше занимались стиркой, кипячением воды и кормлением пациентов.

— Господин доктор! Привели порезанного!

Это от входа в лекарский шатер кричит солдат.

— Раз привели, значит, сам идти может?

— Может, только страшно за него.

— Саша, посмотри, что там, — Нестор в этот момент зашивал тихо скулящего рядового, которому лезвие пики пересчитало все ребра справа.

Я ополоснула красные от крови руки и вышла. От вида раненого еще месяц назад меня бы вырвало, но сейчас я лишь удивленно цокнула языком. Унтер, которого осторожно усадили на табурет, был бледен. Обе его щеки пронзила стрела, сейчас торчащая наподобие украшения какого-нибудь негритянского туземца с картинки в альманахе.

— Чего сами не вытащили? — строго спросила приведших бедолагу рядовых.

— Боязно, барышня-с. И господин доктор строго воспретил лечить самодеятельно.

— Это от поноса запретил, а уж на поле боя раненому товарищу помочь — дело угодное! Ломайте с обеих сторон.

Унтер замычал от боли, когда наконечник и оперение перекусывали операторскими щипцами, но сознания не потерял. Стойко он вынес и момент вытаскивания остатка стрелы. Я сама протерла дырки в его щеках спиртом.

— Хэбут бы!

— Куда тебе хлебать, служивый! Крови полный рот! Приложи тряпицы и жди, пока доктор освободится. Зашьет тебе щеки. Он уже наловчился так, что все красиво будет. Сама не решусь, — извинилась я перед унтером. — Заштопаю, что бабы разбегаться будут от вида твоего.

— Да Федор Кузьмич и до того красавцем не был, — гыгыкнул один из солдат.

— А ээ оу аоу уа! — промычал возмутившийся раненый, чем вызвал только взрыв смеха.

Я и сама улыбнулась, но затем строго велела помалкивать, чтобы не разбередить рану.

— Как в Смрадном мешке? — спросила солдат.

— Перли, как бесноватые, барышня. Снова охолодили их, думается, ночью уже не полезут. Мертвых там — ужас просто. Вы бы их приложили колдовством своим, а?

— Приложу, коль нужда будет. Есть уговор у нас с генералом нашим, что пошлют за мной, когда совсем тяжело станет. И не всесильна я, солдат, совсем не всесильна. Поэтому стойте мужественно. Сами понимаете, что будет, если сломят вас.

Рядовые согласно кивнули. Вышел Нестор, осмотрел раны унтера, устало вздохнул, но повел того в операторскую. Штопать. Солдатам велел возвращаться к своим, начальника их он задержит как минимум до утра.

Операция долго не продлилась, одна из узбечек увела замотанного унтер-офицера к лежакам. Пятна крови на свежих бинтах делали его похожим на провинциальную купчиху, румянющую щеки по старинке.

— Все на сегодня, — сказал вышедший на воздух Павлов. — Кому смог помочь, тому смог, дальше — как Господь решит. Завтра новый день, новые заботы.

— Зато не скучно.

— Злой юмор у тебя.

— Устала очень ото всего этого. Не военный я человек. Барышня.

— Барышня… Эту барышню солдатня боготворит просто. За тебя они не то, что до Индии — до Америки по воде дойдут.

Я задумалась и задала вопрос, который давно крутился в голове, но осознался только сейчас:

— А почему так? Что во мне такого они видят? Ведьму?

— И ее тоже, — кивнул Нестор. — Но еще ты добра к простому мужику, не кичишься ни титулом, ни даром Мани. Из одного котла с ними ешь, удобств не требуешь. В трудную минуту встаешь плечом к плечу в строй и смело смотришь в лицо врагу. Солдат это ценит. Еще каждый знает, что твоими милостями у них и еда приличная, и мундиры запасные в обозе. А уж как проведали, что чугунку тоже ты делаешь… сама понимаешь.

— И завела их у черту на рога.

Слова эти были приятны, не скрою. Но ведь в самом деле — уважительное отношение ни стоит ни полушки, а прибыли может принести на рубль.

Павлов только махнул рукой:

— Доля солдатская такая. Но лучше уж к черту на паровозе, чем к ангелу пешком. Такое тоже слышал. Иди спать, Саша, завтра снова… все это.

[1] Еврейское женское имя Яэль в переводе означает серну, горную козу.