Самый жаркий день (СИ)

Павлов недовольно поморщился. С Писанием он знаком был поверхностно, и таких подробностей не помнил, однако признаваться в таком не следует. Яэль он принимал с равнодушием, то, что она еврейского племени, его не трогало совершенно. Кавалерист-девица в принципе не видел различий между народами, он спокойно и вежливо общался и с кайсаками, и с хивинцами, в нем не было предрассудков и чванливости. А старому Алмату так вообще уважительно кланялся при встрече.

— Завтра рухнет стена, — сказал Павлов.

Он завалился на кушетку, как был — прямо в сапогах.

— С чего ты взял? — удивилась я.

— Да там камни уже на честном слове держатся. А хивинцы явственно бревна в апроши натащили, таранить будут. Так что будет жаркий бой. Останься тут, Саша.

— Вот еще! Если так, то моя помощь точно понадобится!

— От твоей помощи дьявольской потом голова до вечера трещит, — беззлобно возмутился Александр. — Каждый раз проверяю, не напрудил ли в рейтузы.

— А каково врагам?

— Врагам тяжко, — согласился штабс-капитан и затих.

Я подошла к нему и с удивлением увидела, что Павлов крепко заснул. Сделала знак Яэль, чтобы вела себя тихо и вышла на улицу.

Ночь совсем не принесла прохлады, в доме было даже свежее. Зато тут можно было любоваться звездами. В Петербурге зрелище такое бывает редко, сейчас же я рассматривала Млечный Путь и восхищалась красотой картины черного неба. Было удивительно тихо, будто и не стреляли еще несколько часов назад, не стонали раненые в госпитале.

Краем глаза я заметила отца Михаила. Священник встал рядом и тоже посмотрел на звезды. Они отражались от большого иерейского креста.

— Лепое зрелище.

— Сложно не согласиться, отче. Вроде просто яркие точки на небесном своде, а так радуют взор. Вы знаете теорию, что каждая из таких звезд — это как наше Солнце, а вокруг него кружатся планеты, которые тоже могут быть заселены?

Отец Михаил усмехнулся и взглянул на меня с иронией не меньшей, чем я на него. Да, это была маленькая провокация, и иерей на нее не поддался, однако вновь показал себя человеком удивительно образованным.

— Пытаешься припомнить мне Джордано Бруно, графиня? Или Коперника? Ну так зря. Вполне может быть такое, что прав был итальянец, и вокруг звезд есть планеты. Есть ли на них люди, мы ведать того не можем. Некоторые верят, что на Марсе и Венере божьи твари живут, но никто до них не добрался по сей день. Поэтому вопрос этот не научный, а опять про веру.

— Но значит ли это, что Бруно напрасно сожгли церковники? — не унималась я.

— А его и не Церковь казнила, — и отец Михаил снова усмехнулся в ответ на мое недоверчивое выражение лица. — Инквизиция, Александра Платоновна, никого не сжигала, а передавала властям светским с выводами своего сыска. Inquisitio с латыни — расследование, графиня. И в вину Джордано было поставлено не его научное знание, которое сегодня видится наивным и несовершенным, а его воззрения на мироустройство и роль Господа в нем. Называл он Иисуса Христа не Сыном Божьим, а магом, что хотел стать бессмертным, а не умирал за грехи наши, отрицал посмертное наказание за грехи, а еще пытался основать свою даже не ересь! — религию! Как по мне, так бред умалишенного, основанный на древних египетских сказаниях.

— Разве не за научное познание пострадал сей итальянец?

— А ничего научного, графиня, в обвинении и не было. И инквизицио длилось семь лет, что колоссально долго. Вменяли безумному Ноланцу только преступления против веры. Александра Платоновна, учение Коперника стало запретным только в начале века уже семнадцатого, а тот же Галилей за приверженность к гелиоцентризму отделался лишь ссылкой в деревню. Кстати, ты знаешь, что говорил Бруно о планетах? Что это живые божественные существа, движущиеся по небу силой магии.

Я даже не знала, что на это все ответить, ведь с детства мне рассказывали учителя о великом ученом, умученном злыми инквизиторами. Но не верить отцу Михаилу повода не было, рассказывал он уверенно о том, что я сама знала только с чужих слов.

— Не бери на веру все, о чем слышишь, графиня, — улыбнулся священник. — Научное познание должно основываться на критике в мыслях. А жизнь у других звезд, — он показал перстом на небо, — может, и есть, но мы о том вряд ли узнаем точно. Хотя забавные теории происходят больше от увеличения знаний. Знаешь такого мистера Уильяма Гершеля?

— Не слышала. Англичанин?

— Он самый, хотя переехал на остров из Германии. Астроном, один из величайших сейчас. Но вот утверждает, что на других планетах есть жизнь, и даже Солнце населено.

— Солнце? Оно же, наверное, горячее должно быть!

— А герр Гершель[3] утверждает, что под горячей солнечной атмосферой есть еще одна — темная, которая защищает жителей светила от жара.

— Звучит нелепо.

— Я тоже так думаю. Но ведь это не проверить?