Самый темный соблазн

– Горгульи оставят тебя в покое после того, как закуют тебя в цепи. – Её голос дрожал, чувствовалась скрытая боль. – Они просто должны выполнить своё задание, а потом ты сможешь делать все, что захочешь.

"Хочу её..."

Несмотря на свои раны, Парис затвердел во второй раз. Внутренний демон источал аромат: шоколад, смешанный с самым дорогим шампанским.

Если Парис и нуждался в подтверждении того, что он мог снова быть с Сиенной, то вот оно. Он мог быть с ней столько раз, сколько пожелает. Точнее, столько, сколько она позволит ему. Парис был напуган. Он получил доказательство.

Парис прошёл через это.

Наконец он был с женщиной, которую жаждал больше всех на свете.

Горгульи, не державшие его за конечности, облепили Париса, отвратительнейшим образом толкаясь и потираясь о него.

На этот раз сильнее и решительнее. Даже их потребность завершить задание и приковать Париса цепями не могла пересилить очарование демона. Парис игнорировал их, концентрируя внимание на Сиенне.

Она здесь – Парис никогда не устанет от этой мысли – и она потрясающе прекрасна, олицетворяя в себе всё женственное.

Хотя она была перепачкана грязью и запёкшейся кровью, Парис никогда не встречал более прелестной женщины. В его голове за время их расставания не сложился столь идеальный образ.

Напротив, его сознание не воздало ей должное. Карие глаза Сиенны, обрамлённые пышными длинными ресницами, блестели от вереницы изумруда и меди, с оттенками лета и зимы.

Губы Сиенны были припухшими и чертовски соблазнительными. Любая женщина отдаст что угодно, чтобы заполучить такие, а мужчина – чтобы использовать их.

Волосы Сиенны не были слишком тёмными или слишком светлыми, а идеального красно-коричневого оттенка с проблесками локонов цвета чистейшего золота. Локоны оказались длиннее, чем раньше, волнистые и завораживающие, как океан.

Веснушки стали светлее, но столь, же декадентскими, как и прежде – карта сокровищ для языка Париса. Остальная кожа цвета сливок и лепестков роз, светилась, словно из-под неё пробивались лучи солнца.

Стройное и изящное тело Сиенны было столь же грациозным, как у балерины. Её груди были небольшими, но удивительно хорошо заполнят большие ладони Париса, когда он будет ласкать языком её соски.

У Сиенны были длинные ноги, которыми они будет обвивать его талию, притягивая Париса ещё ближе к себе.

"Моя", – подумал он. – "Моя."

"Возьми её." Демон Разврата отказался от бесконечных "я хочу" и "мне нужно", и всецело отдался приказам. Как будто Парис имел что-то против. Хотя его мучил один вопрос: наполнится ли его тело силой, когда он во второй раз займётся любовью с Сиенной?

За углом воина ожидал Уильям... и улыбался, одним взглядом своих ярко-голубых глаз говоря, какой же Парис законченный придурок.

Уильям уже избавился от своих цепей и помахал ему. Пожалуй, Парису стоило последовать его примеру, чтобы избежать избиения.

Горгульи не обратили на Уильяма никакого внимания. Они по-прежнему льнули к Парису, проверяя спокойствие Сиенны. Он расслабился. Парис был так близок к ней, к тому, чтобы прикоснуться к Сиенне так, как он мечтал.

О, что он только не хотел сделать с ней...

Сиенна могла оттолкнуть его, а могла и не оттолкнуть. В любом случае, скоро он всё это выяснит.

Глава 11

Повелитель наблюдал за тем, как Уильям подошёл к Сиенне. Она не отводила от Париса взгляд, и он задался вопросом, что за мысли занимают её голову, реагирует ли тело Сиенны на него также, как его реагирует на её?

Её окружали забрызганные кровью стены, и Парис выругался. Он всё отдал бы, чтобы увидеть Сиенну в окружении шёлка и бархата.

Парис осуществит эту задумку, прежде чем отпустит её. Он поклялся себе в этом, даже если мысль о том, что придётся отпустить Сиенну заставляла его выть.

– Рад снова тебя видеть, Сиенна, – произнёс Уильям как можно любезнее. Холод в глазах противоречил его внешнему радушию.

Парис напрягся. Если воин причинит ей боль...

– Мы встречались? – Спросила она.

Мгновение Уильям излучал абсолютное недоумение.

Затем выражение его лица прояснилось, и губы расплылись в сахарной улыбке.

– Обидно, что ты меня не помнишь, но не имею ничего против того, чтобы напомнить о себе. Позволь мне в красках описать эту сцену. Мы были в Техасе. Ты как собачонка сидела на бетонном полу, вцепившись в Париса. – Грубый, насмешливый тон Уильяма должен был напугать Сиенну, поставить её на место, вернуть к тем событиям, ко всему, что она сделала Парису.

– Смени тон! – Рявкнул Парис. Сиенна, может, и поступила плохо по отношению к нему, но воин никому не позволит неуважительно относится к ней.

Сиенна пожала плечами. Видимо то, что сказал Уильям, её совсем не зацепило.

– Ты должен простить меня за то, что тогда я тебя не заметила. На фоне Париса ты такой невзрачный.

Уильям подавился собственным языком.

Впервые за вечность губы Париса расплылись в улыбке истинного веселья. Единственный раз он был свидетелем такой храбрости с её стороны, когда она вколола ему снотворное.