Самый старший лейтенант. Разведгруппа из будущего

Женька поспешно замотал головой. Уже сходил разок. К обрыву. Туда все по неотложным физиологическим надобностям ходили, потому что больше было некуда. На аэродроме, за символически натянутой веревкой, сидели и лежали пленные. Отсекая толпу от груд разбитых самолетов, стояли танки и цепочка настороженных бойцов оцепления. Заунывно кричали румыны, кто-то дрался. Соваться за веревку охрана не решалась. Пленных было много, просто чудовищно много. Хорошо смотреть кинохронику, когда шеренги плененных врагов плетутся по дорогам или маршируют по улицам Москвы. А здесь только веревка и тысячи людей, неадекватных, еще не до конца понявших, что случилось. Частью раненых, частью спятивших. Кого-то еще трясет от ненависти. Прячутся в середине огромной толпы власовцы и прочие гады — тем вообще терять нечего. Трупы выносят к площадке у разбитых самолетов, укладывают длинными рядами.

Женька прошел к обрыву. Застегивающий ремень капитан-связист разговаривал со старшиной:

— Все ж не по-человечески как-то. Гадко.

— А мне что на живых гадов, что на мертвых — без разницы, — мрачно заметил старшина. — Эй, разведка, поосторожней. Там снизу какая-то сука стреляла. Гранатами добили, но небось не последний.

Внизу, в расщелинах и на камнях у воды, в волнах прибоя, в резиновых лодках, прибитых к берегу, лежали и плавали трупы. Берег обрывался практически вертикально, но внизу оставалась полоса метров в десять сплошь из серых немецких мундиров и выгоревшего румынского хаки. Опавшие бока надувных лодок, перевернутое смоленое днище рыбацкой шаланды, задний борт грузовика, дуло пушки, растрепанный плот из автомобильных камер, снова трупы, — поутихший прибой их шевелил, и жуткими водорослями всплескивали белые кисти рук, запрокидывались, словно вглядываясь в последней надежде, бледные пятна лиц.

Вспомнилось все это совершенно напрасно — Женька содрогнулся.

— Кать, я жрать совершенно не хочу. И выходить не хочу. Работы полно и…

— Ага, победа нам представлялась как-то иначе, — понимающе пробормотала начальница. — Ну, как всегда. Гони в яму этого козла, и собираемся. Прибытие нашего головного офиса — это, знаешь ли, палка о двух концах.

Женька с радостью кивнул. Пора было сваливать.

Рядового Торчка снарядили сопровождать особо важный груз. Шестерых многообещающих пленных со связанными руками усадили в кузов полуторки. Пусть добычу опергруппы сразу изолируют, дабы конкуренты не перехватили. Водитель грузовика все равно направлялся в город, да и спорить с белокурой контрразведчицей он вполне обоснованно счел рискованным. Катрин вручила товарищу Торчку краткую сопроводиловку для подполковника Варварина.

Павло Захарович помялся:

— Чо, вы здеся остаетеся? Хреново, извиняюсь. Мне б какое оправдание. В батальоне хватятся.

— Будет. И справка, и письменная благодарность с тесненными кумачовыми знаменами. Я про тебя начальству написала. Рекомендовала рассмотреть возможность твоего перевода в серьезное ведомство. Подумай по дороге. Там полковник — он толковый. И люди ему толковые и нестандартные нужны.

— Ежли толковый, помозгую, — Торчок чинно пожал руки опергруппе и, нагруженный своим арсеналом, полез в кузов. — Бывайте, товарищ сержантка.

У Казачьей бухты все было забито немецкой техникой. Взорванные и не взорванные орудия, догоравшие автомобили, автобусы, тягачи. У разбитого причала — штабеля ящиков, обломки повозок и фур, мертвые люди вперемешку с мертвыми лошадьми. Уже терзал обоняние сладковатый смрад разложения.

— Знаешь, я древних спартанцев уважаю, — сказала Катрин. — Тех, которых ровно триста было. Натуральный подвиг. Встали у безлюдного перевала пешие, с честным коротким оружием. Никакие дети, женщины, лошади и прочие тыловые ослы при том великом свершении не пострадали.

— Не те времена, — пробормотал Женька. — Да ты и сама странная девушка. Очень современная. Сознательно лезешь в самую гущу.

— Я не девушка, а неизвестно кто, — сказала начальница, разглядывая баржу с оторванной кормой. — У меня от трепетной девицы разве что любовь к животным сохранилась. Знаешь, немцы в трех километрах от Фиолента место для гекатомбы назначили. Для массового убиения тяглового скота. Чтобы, значит, лошадки нам живыми не достались. Я все боялась, вот выпремся мы на то место…

— Может, не успели? Тут все так быстро закрутилось.

— Это точно. Надо машину попутную искать, пока здесь все не оформилось. А то начнут нам вопросы дурацкие задавать.