Самый приметный убийца

Мелькали за окном неброские среднеполосные красоты, стальной лентой серел канал, потом пошли леса-поля. В вагоне, помимо Акимова, народу почти не было, поэтому он с наслаждением вытянул ноги под лавку напротив и достал бумажки. Выписка из поселковой книги, аккуратно заполненная бисерным канцелярским почерком, подтверждала, что на жилплощади, значащейся за гражданкой Чайка Е. П., с начала текущего года проживали четыре ее родственницы: Моторина Раиса Ивановна, 1906 года рождения, двоюродная сестра, русская; Ильичева Ирина Титовна, 1899 года рождения, тетка, русская; Иванцева Надежда Львовна, 1913 года рождения, двоюродная сестра, и… Найденова Мария Васильевна, 1895 года, русская, грамотная.

В этот момент поезд сильно вильнул на рельсах, но и без того бедные акимовские мозги чуть не прилипли к черепу: Найденова Мария Васильевна?!

«Неужто та самая?»

* * *

Как медленно ни тянулось время, следующий четверг все-таки наступил, и выдвигаться надо было уже совсем скоро. Санька прыгал, как боб на раскаленной сковороде, и никак нельзя было понять, чего он больше жаждет: ввязаться в очередную авантюру или увидеть своих, как внезапно выяснилось, любимых голубей. Он даже припрятал от тетки пакет пшена и по секрету признался Кольке:

– Украду. Вот украду, и все тут, аж руки чешутся. Не постыжусь. Сами-то небось тоже подтибрили птицу.

– Ну-ну, заладила сорока, – поддразнивал Колька, а у самого тоже птички порхали в животе от предвкушения… пусть и не хорошей потасовки, но дела, которое в итоге поможет навалять тому, кто этого ох как заслуживает!

Оля вот уже битый час занималась вопросами конспирации, плетя и переплетая косы, приглаживая, выпуская и убирая челку. Как хорошо, что на тощих хлебах никак не удается в тело войти, никак не раздобреешь! Вот если бы не вытянулась, могла бы вполне влезть в Светкино платье. Ничего, и в своем можно. Из чистого хулиганства натыкала чернильным карандашом себе на нос несколько веснушек и, тайком, чтобы Светка не видела, погримасничала в зеркале, изобразив свою приятельницу. «Ой, красотец какой!», «Конфеточки!», «Картошечка!», «Сам дура-а-а-ак…» – да, именно так, блея и оттопыривая губехи, как обиженная овца. Вышло так похоже, что Ольга прыснула и тотчас опасливо огляделась. Нет, не видела Светка. Ничего она не видела, ни о чем не думала, ей было лучше всех. У нее был на редкость счастливый нрав – вывалит свои беды тому, кто умнее и старше, и со своих плеч долой, можно наслаждаться жизнью.

Подошло время, вышли все на улицу. Было темно, плакали под дождем тусклые фонари, блестела сырая грязь, как черный лед. Сто раз хожено по этой ничем не примечательной дорожке к станции и заветной голубятне – а вот же, по ту ее сторону поджидают, без сомнения, крупные неприятности, и она выглядит мрачно и загадочно.

«Все, достаточно мистики», – решил Колька и заговорил быстро, веско, деловито:

– Давайте еще раз. Сейчас идем все вместе, не болтать, песен не петь, баек не травить – мало ли что…

– …и кто, – добавил Санька.

– Верно. На подходе, как забор начинается, вы притормозите, мы с Санькой ускоряемся. Мы раньше пролезем и на участке где-нибудь спрячемся. Приходите, встречаетесь, если что – вопите. Ясно?

– Да ясно уж, – заверила Оля, – чего вопить-то, не убьет же она нас. Тем более что она одна, а нас двое.

Светка, втянув голову в плечи, боязливо поддакнула. Судя по всему, трусила она отчаянно.

Добрались. Ребята проникли за забор первыми, примостились на заколоченной веранде, без церемоний выломав одну из досок. Там было на удивление сухо и даже довольно тепло.

– Комфорт, – усмехнулся Санька, – как есть хоромы.

– Цыц ты, – шикнул Колька, – кажись, наши идут?

Прислушались, остроухий и остроглазый Санька перестал улыбаться:

– Не, не наши. Глянь-кось, тетка идет, да не одна.

В самом деле, со стороны улицы, отодвинув доску забора, показалась та самая врач, она же Лиза, она же Чайка и бес знает кто еще, а за ней – какой-то тип в кепке, тужурке и – даже в темноте было видно – надраенных до последнего состояния, сияющих сапогах.

Было слышно, как женщина рассерженной змеей шипит на спутника, чтобы тот выбросил цигарку. Он, пожав плечами, подчинился, но не выкинул, а, забычковав, прибрал обратно в пачку. Парочка поднялась к голубям, было слышно, как радостно воркуют голуби и пересыпается зерно.

– А вот теперь наши, – едва шевеля губами, произнес Санька.

И вправду, за забором зачавкали куда более легкие шаги, отодвинулась доска, пролезла сперва Светка в своем куцем дождевике, потом легко, струйкой, просочилась Оля. Они тоже полезли наверх.

Санька, толкнув Кольку локтем, тихо предложил:

– Давай поближе подберемся, мало ли что.

– Услышат?

– Не, там шум такой птицы подняли.

– Давай.

Они подобрались ближе и притаились со стороны голубятни, противоположной той, где была лестница. «Не заснуть бы», – забеспокоился Колька, и не без оснований: накрапывал все еще теплый дождь, ворковали над головой голуби, ни слова не было слышно. Но никак нельзя было расслабляться, ведь что-то явно должно было произойти.

* * *