– Ну, где живет… Тут, недалеко, полдома на Госпитальной, аккурат рядом со станцией и с работой – если напрямки, дворами.
– С кем проживает? Состав семьи?
– Мужа нет, это точно, – уверенно сообщил участковый.
– Ходит кто?
– Иной раз в разное время наезжают к ней, конечно.
– Наезжают – это в смысле живут? Подолгу?
– Бывает, и подолгу.
– Тогда прописываются, само собой? – с деланым равнодушием заметил Акимов, хотя от предчувствия удачи аж руки зачесались.
Участковый заверил, что само собой, грешно и полагать иное.
– Можно посмотреть имена-фамилии, прочие явки?
– Чего же нет? Можно, – благодушно отозвался Рожнов, – пойдемте.
Они дошли до совета, но тут выяснилось, что хранительница поселковой книги куда-то отлучилась.
– А будет когда? – поинтересовался участковый.
– Ну, а я знаю? – почему-то обиделась секретарша, худая строгая дама с выдающимся по длине носом.
Однако участковый на дамские чувства даже не чихнул:
– Ну и порядочки у вас.
Акимов глянул на часы: хорошо бы управиться засветло, еще дел полно. Угадав его мысли, Рожнов предложил:
– Вы, товарищ лейтенант, наведайтесь в медпункт, на фабрику, она наверняка там, сами и расспросите. Тут недалеко. – Отобрав у чувствительной секретарши листок и карандаш, он быстро начертил схемку прохода. – А я тут посижу.
– Как у себя дома, – пробормотала секретарша, но участковый – кремень-мужик – в ее сторону даже не посмотрел: не до вас, мол. Закончил мысль специально для Акимова:
– Как дождусь гулящую, порасспрошу, выпишу – и вернусь в отделение.
– Что порасспросите? – с подозрением встряла секретарша.
– А вот это не ваше дело, гражданочка, – ласково заявил участковый и как-то по-особому вытер свой собственный нос, что дамочка обиделась не на шутку.
Оставив Рожнова налаживать отношения с обиженной гражданкой, Сергей быстро нашел дорогу и уже через четверть часа стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, около закрытой двери медпункта.
До него только сейчас дошло, что, точь-в-точь по словам начальства, в очередной раз спорол он горячку и свалял дурака: «И чего я ей скажу? Привет, не вы ли убили Дениса Ревякина? А может, помните раскосого самострела Козырева, который валялся у вас в госпитале, а потом был пущен в расход, а может, и не пущен, и вот потому я тут? Не забегал ли он к вам, часом, помянуть старое?..»
Потоптавшись и позанимавшись самоедством, Акимов решил так: просто гляну, она – не она, и скажу, что просто ошибся.
Вот, похоже на план.
Сергей отворил дверь, заглянул – и удивился крайне. Понятно, время никого не красит, особенно женщин, но даже века тяжкой жизни не смогли бы превратить стройненькую, маленькую красавицу-брюнетку в эдакое подобие огромной тучи, пусть доброй и улыбчивой, но курносой, щекастой и с таким начальственным басом:
– Заходите-заходите! Кто у нас такой скромный? Где у нас с вами не в порядке? С какого цеху?
Глянув на это луноподобное лицо, на нос, прячущийся среди круглых щек, Сергей недоуменно спросил:
– Да мне бы… э-э-э… Елизавету Петровну увидеть.
Врачиха сдвинула очки на кончик носа, отложила счеты и стопку каких-то счетов, ее симпатичное лицо исказилось комичным ужасом, она аж замахала коротенькими ручками:
– Что вы, что вы! И не думайте! Из головы выкиньте! Не отвлекайте вы ее, ради всего святого, у нее же творческий процесс!
– Какой-какой процесс?
Тетка подняла пальчик:
– Творческий, дорогой мой человек! Тут процесс прерывать нельзя, только подготовишься, только взрастишь зерно – а тут вы со своим носом!
Акимов даже обиделся: при чем тут нос? Обычный нос. Сама как вареник…
– Мы же готовимся к районному конкурсу самодеятельности. Всего три дня осталось, а мы Чехова ставим.
– «Чайку»? – криво усмехнулся Акимов, поежившись.
– А хотя бы и «Чайку», – с вызовом подтвердила тетка, – что, думаете, не потянем? С Лизой все потянем! Вы, собственно, зачем? Я сама осмотреть могу.
– И вы что же, медсестра?
– Я-то? Бухгалтер. Но в рот ложечкой влезть могу совершенно спокойно, а то и молотком по коленке стукнуть, – заверила она.
– Хорошо.
– Пустяки, это каждый может. А вот колоду тупую научить, чтобы она Нину Заречную сыграла так, что Комиссаржевской не снилось, – это талант, какой беречь надо. Согласны?
– Да, конечно, – согласился Акимов, мучительно пытаясь припомнить, кто это такие, вроде где-то слышал. Бросив это дело, решил просто притвориться простаком:
– Получается, Лиза – главная по театру?
– Именно! Редкий талант у нее людей расставлять и организовывать, прямо вожак-верховод! Вот, казалось бы, пигалица, иной раз и истеричка, да и умом не всегда блещет, – признала тетка, понизив голос, – но людей организовывать – это уметь надо. Мало таких, да. А вот, если желаете, можем с вами потихоньку глянуть… Хотите?
Все-таки не мешало бы убедиться, что Лизавета действительно – та. Поколебавшись для виду и получив заверения, что «мы тихонько» и «не помешаем», Акимов согласился. Добрая бухгалтерша, закрыв дверь на ключ, повела его за собой, по хитросплетениям и лабиринтам фабричных переходов, в актовый зал.