Самый приметный убийца

Они неслышно поспешили вслед за фигуркой, еле видной в сгущающихся сумерках. Светка, явно торопясь, миновала квартал, потом к ней присоединилась… Иванова Настька. На пару они отошли еще дальше, ближе к лесополосе, замешкались у дровяных сараев, а когда отошли от них, в руках у Светки уже был сверток, в котором без труда угадывалась…

– Сковородка, – прошипела Оля, – вот мерзавки.

– Тс-с, – опасливо шикнул Колька, хотя держались они достаточно далеко.

Девчонки подошли к одному из бараков, потом ко второму, откуда выбрались еще три пигалицы, причем у одной из них также была какая-то поклажа, у другой – сверток, третья шла сконфуженная, с пустыми руками. Сбившись в табунчик, они почесали в сторону платформы. Ребята тихо следовали за ними по пятам. По счастью, начался дождь, и мелким было не до того, чтобы головами вертеть, так что можно было не бояться, что преследователей случайно обнаружат. К тому же молча девчонки шли недолго, вскоре принялись болтать.

Так миновали последний двор, вышли на дорогу, ведущую к платформе и дачному поселку, не доходя примерно пятисот метров до выхода к ней, свернули направо, в дачный поселок, и остановились около щербатого, облезлого забора. Отодвинув одну дощечку, по очереди юркнули внутрь.

– Неужели в голубятню полезли? – шепнула Оля.

– Видать, так.

Этот небольшой участок пустовал давно, до войны на нем стоял домик, в котором полагалось обитать сторожу, а он пристроил голубятню. Сторож умер еще до войны, упавши с лестницы, когда спускался на землю. Упал и скончался. Нового за ненадобностью не нашли, потом и голуби перевелись. Сама же голубятня, построенная на совесть, пережила всех. Коля сам туда не раз лазил: просторный птичий домик располагался высоко над землей, подальше от крыс и кошек, на прочных сварных сваях, внизу была комнатка, где раньше хранились корм, опилки и прочие богатства.

Ребята, схоронившись за деревьями, затаились. И дождались: из-за забора послышалось шебуршание, металлический скрежет и звон. Над забором поднялась лестница, уперлась в порог птичьего домика, по лестнице одна за другой взобрались все пять девчонок. Внутри, между рассохшимися досками, затеплился свет керосинки.

– Ничего себе у них курятник, – шепнула Оля, Колька фыркнул было, но тут снова послышались шаги, уже с другой стороны, и оба затаили дыхание.

Со стороны платформы быстро следовала маленькая женщина в шинели. Пронеслась убегающая электричка, в свете ее фонарей блеснула звезда на берете, лихо сдвинутом на бровь, пышные черные кудри. Пришелица уверенно проникла за забор, и вскоре ребята не без изумления наблюдали за тем, как она легко взбирается по той же лестнице, что и девчонки.

– А вот и наседка, – снова сострила Оля, но Колька не ответил. У него, выражаясь цветасто, в зобу дыханье сперло.

Снова просвистел поезд, и снова прорезал темноту свет фар – отразился от каблуков теткиных сапог.

Каблуки были высокие, стопкой. Прозрачные.

* * *

Сорокин без особого удивления выслушал доклад Акимова относительно визита в ремесленное, обреченно констатировал, что парня прошляпили, чего болтать попусту, и поинтересовался:

– Что с вещичками из полуторки?

– Опознала дочь Найденовой. И плащ, и платок – ее.

– У тебя все?

– Ну, в целом…

– Понятно. Остапчук, по пулям что?

– Не ваша пуля у парня в затылке.

– А чья же?

Иван Саныч протянул заключение:

– «Вальтер», с наибольшей степенью вероятности – «тридцать восьмой».

– Невероятная концентрация «вальтеров», и все на нашей земле, – проворчал Сорокин.

– Один – у линейных, – уточнил Остапчук, любивший точность.

– Хорошо, хорошо. И пули, стало быть, кустарные.

– Выточены на токарном станке.

– Ну и осталось вспомнить, кто у нас ударник в ремесленном.

– Да, Воронин по месту учебы характеризуется исключительно положительно, – угрюмо подтвердил Акимов, – отличники производства – он да Пожарский.

– Значит, не только мы проморгали, – заметил капитан. – А теперь получается интересная история: Воронин застрелен из такого же оружия, что и Ревякин, – это, как говорится, раз. При налете на продбазу использованы вещи, похищенные у погибшей от естественных причин Найденовой, – это два.

– То есть это может быть один и тот же человек, – вставил Остапчук.

– Еще кое-что, – подал голос Акимов. И снова стих.

– Ну говори, раз начал, – приказал Сорокин.

– В день смерти Найденова на платформе контактировала с женщиной в форме военврача. Есть основания полагать, что еще и с мужчиной, у которого нет пальца…

Сорокин уставился на него горящим красным оком:

– Что ты сказал?! Пальца? Указательного, на правой?

– Да, – подтвердил Сергей, – а что?

– А то, товарищи мои дорогие, что у налетчика нашего сбежавшего как раз его и нет, указательного на правой. И раз так…

– …то он стрелять может только левой, – закончил Акимов. – Полагаете, что это он стрелял в Ревякина?

Некоторое время они молчали, укладывая в голове новости. Потом, решившись, Сергей все-таки высказался:

– Николай Николаевич, никак из головы у меня Чайка не выходит. Пожарский, описывая женщину-военврача, как будто ее портрет нарисовал.