Самый яркий свет

Предложение обещать крепостным рабочим волю понимания не вызвало по причине отсутствия таковых на фабрике.

После углубились в дела подробнее.

Всего завод за год поставлял до сорока паровых машин разных размеров, кои отличались и силою, и ценой, причем чем механизм был мощнее, тем стремительнее росла его стоимость, как сказал Вяжницкий — «нелинейно». После следующего Рождества выпуск планировали увеличить наполовину, так как заказы продолжали поступать и имелась тенденция к повышению их количества. Если до этого основным покупателем выступала казна, то теперь уже две трети приходились на частных фабрикантов и владельцев рудников. Часть прибыли предполагалось потратить на открытие нового цеха, где будут собирать небольшие движители, спрос на которые оказался вдруг сродни взрыву: никому не надо было, а теперь подавай сразу десятками. Лесопилки, насосные — везде вдруг поняли, что одна маленькая машина может заменить десяток людей или пару лошадей, ее не надо кормить, выгуливать или искать из запоя.

Но главная надежда «Мастерских Болкошиных» — паровозы, название первого из которых к удовольствию управляющего было уже высочайше утверждено — «Вятка». Вяжницкий самолично и торжественно вкатил в кабинет огромный мольберт на колесиках, на котором и показал облик будущего сухопутного парохода.

Это впечатляло. Округлый, стремительный даже на картине аппарат восхищал как своими линиями, так и размерами. Пририсованный для примера рядом возщик едва доставал до подножия…

— Будка, — словно художник, объясняющий свое произведение, управляющий показывал на разные части паровоза.

В качестве сравнения он продемонстрировал гравюру с тем самым английским «Блюхером», выглядевшим рядом с «Вяткой» как клоп перед шершнем. В творении инженеров моего завода лучше было все: размеры, скорость, сила, хотя последнее пока было плодом теоретических измыслов, но Вяжницкий клялся на кресте, что все так и будет, обещая, что его машина потянет целый поезд из десяти «вагонов» — так на немецкий манер он назвал возы для движения по колесопроводу.

Проведя пальцами по линиям нарисованного паровоза, я осознала, что уже влюбилась в это чудо техники, а осознание того, что делаться он будет на моем заводе, наполнило тело такой него, что и не каждый мужчина подарит. Каждая деталь была выписана во всех подробностях, как сказал управляющий, перенесена с чертежей. Колеса с подведенными к ним шатунами, рассекатель воздуха спереди, вычурная труба и колпак сухопарника, огромная угольная яма позади будки — все это выглядело… прекрасно! Той красотой, которая исходит из совершенства. Цилиндрический золотник, поршень, пароперегреватель, предохранительный клапан — я повторяла про себя слова, произносимые Вяжницким, дав себе слово, что не только заучу их, но и разберусь в том, как эти механизмы работают. Впервые… даже не со времени смерти отца, а во всей моей жизни у меня в друг появилась достойная цель. Все прежнее существование, полезная Государю и Империи служба, как выясняется, не занимали положенного места в душе и сознании, проходя фоном голландского пейзажа, который интересно рассматривать, но ничего кроме любопытства не вызывает. У тут словно я вышла на свежий воздух из душного помещения и удивилась, как легко можно дышать!

— Вы уже начали строить паровоз? — спросила я управляющего, смотря на него с мольбой в глазах.

— Только готовимся, Александра Платоновна. И не здесь будем, а в Гатчине. Сюда неудобно тянуть колесопровод — это же через весь город, потом три моста наводить. В Гатчине достраиваем цеха, все же в отчете есть, что мы посылали Вам к Пасхе. Но опытный экземпляр построим быстро, все детали, что не сами производим, уже заказаны.

В самом деле — были бумаги с завода, но просматривать их я тогда не стала, а потом и вовсе забыла.

Судя по всему, на моем лице было такое расстройство от осознания, что паровоза я не увижу, Вяжницкий предложил посмотреть паровой котел к нему, который как раз начали собирать в главном здании. Я не удержалась, подпрыгнула прямо к нему и чмокнула управляющего в щеку, чем вызвала его сильное смущение. До цеха едва ли не бежала, а там под насмешливыми взглядами мастеровых восхищенно осматривала чудный механизм, станущий в будущем сердцем стальной машины. Пожилой мастер с улыбкой принялся рассказывать об устройстве сего аппарата, а потом обомлел от десятка моих уточняющих вопросов.

— Сильно интересуетесь, барышня, — с уважением в голосе резюмировал он. — Не каждый из моих дурней так.

— Дядько Василий, как же не интересоваться. Ты представь, что до тебя такого никто не делал, а потом этот железный конь вырвется на волю, потрясая всех своей мощью и быстротой. Не конь — кит! А ты будешь знать, что приложил к нему свои руки.

Мастеру Василию такая мысль пришлась по душе, он даже погладил корпус котла шершавой рукой, а я предложила управляющему на первый паровоз повесить табличку, где выгравировать имена всех мастеров и работников, кто трудился над его созданием.

— Пусть люди знают, кто такое чудо сотворил!