— Она подумает, что ты сбежал из города, сынок. Мы взяли на себя труд и выписали тебя из отеля, изъяли твой автомобиль. Все будет выглядеть так, словно тебя здесь никогда и не было. К тому времени, как ты выйдешь, она уже будет двигаться дальше.
— Вы не можете поступить так, — завопил он, но шериф уже вышел. Форестер закричал ему вслед, но это ничего не дало.
Эта мысль была ему невыносима. Он знал, что она была чувствительной натурой и ощутила бы себя брошенной.
Форестер знал, что она была настороже. Он был единственным, кто сказал ей, чтобы она доверилась ему.
Он был так зол, что хотел ударить по стене. Он запер сам себя. Форестер слышал, как шериф разговаривает с кем-то в передней части полицейского участка, и он пытался услышать то, о чем могла идти речь. Он не мог разобрать слов, но вскоре узнал достаточно. Это был Грис.
Тот вошел в дверь и сел на скамейку, где ранее сидел шериф.
— Ну и ну, — сказал Грис, — мы снова встретились, пидор.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Форестер.
— О, я хотел, чтобы ты знал, что ты один против всех.
— Сдается мне, что я против всего города.
— Ну, ты должен был подумать об этом прежде, чем нажил себе врагов. Такие как ты, приезжают из больших городов и думают, что здесь, в горах, действуют те же правила. Теперь ты видишь, что это не так. Здесь все совершенно по-другому.
— Просто скажи, зачем ты пришел, или убирайся с моих глаз долой, — произнес Форестер.
— До сих пор хочешь драться, не так ли? По-прежнему готов идти.
— Отвали.
Грис кивнул в сторону двери, и Форестер поднял голову, увидев, что там стоял шериф. Шериф нажал кнопку, и замок на решетке камеры открылся. Грис двинулся в его сторону и вошел внутрь.
— Я всегда знал, что ты относишься к тому типу людей, что бьют лежачего, — сказал Форестер, и в это время кулак Гриса опустился на его лицо.
Форестер повернул голову в сторону, и кулак пролетел рядом с его лицом. Затем Форестер схватил руку Гриса и вывернул ее. Грис отреагировал, подняв свою ногу и ударив Форестера по уже травмированным ребрам. Форестер взвыл от боли, и отпустил руку Гриса.
— Хочешь еще? — спросил Грис. — Я бы мог бить по ребрам весь день.
— Делай, что хочешь, — ответил Форестер. — Я найду тебя, когда все это закончится, и заставлю заплатить за все твои попытки.
Форестер был не в том положении, чтобы угрожать, но этого оказалось достаточно, чтобы Грис сделал паузу.
— Я тебе здесь уже достаточно сказал, — произнес Грис, — ты потеряешь Эль.
— Какого черта ты знаешь об этом?
— Я знаю достаточно. Она была моей девушкой в течение трех лет. За такое время много узнаешь нового о подруге.
— Неужели?
— Ага. Позволь мне рассказать тебе о девушке, которую, как ты думаешь, хочешь. Она была не нужна собственной матери.
— Я не тот человек, который бы использовал это против нее, — заметил Форестер.
— Возможно, ты и не такой, — сказал Грис с насмешкой на лице, что привело Форестера в ярость, — но она такая.
— Что это значит?
— Она корит сама себя сильнее, чем кто-либо другой. Она убеждена, что никто и никогда не полюбит ее. Я уверен, что когда вы были вместе, ты дал ей повод думать по-другому, но только на несколько дней, а сейчас она поймет, что все это обман. Ты ушел, как и все остальные, а я единственный, кто останется. Когда ты выйдешь отсюда, она будет целиком моей.
— Зачем ты говоришь мне все это? — спросил Форестер. — Ты знаешь, что как только я выберусь отсюда, я найду ее.
— Не найдешь.
— Почему это?
Потому что ты ей больше навредишь, если сделаешь это. Тебе не кажется, что ты уже достаточно причинил ей боли?
— Я сделаю ей больно, если не вернусь к ней.
— Ты уверен в этом? — спросил Грис. — Позволь мне рассказать тебе небольшую историю. Когда Эль родилась, ее мать была совсем не ангел. Отец бросил ее давно, и мать Эл осталась одинокой. Она не знала, что делать. У нее не было денег, поддержки, никаких вариантов.
— Так как же она поступила?
— Она сделала единственное, что могла. Она точно не была шлюхой, но она выкинула парочку фортелей в свое время и была полна решимости никогда не возвращаться к той жизни, но, к сожалению, задолжала своим старым сутенерам деньги.
— И?
— И она предложила им единственное, что могла дать. Она предложила им своего ребенка.
— Что?
— Да, оказалось, что эти ребята, которые поимели ее, были единственной организацией во всей Неваде, кто готов был принять ребенка в качестве оплаты за ее долги. Она думала, что решает сразу две проблемы, глупая сука. Она избавлялась от своего долга и нашла место для ребенка.
— Так она продала свою девочку сутенерам? Не могу в это поверить, — сказал Форестер.