Самый далёкий берег

— Я с тобой потом поговорю, — пообещал старший. — Вдумчиво и подробно. Чтобы не декаденствовал и не подменял собою инстанции… — Он наклонился к Кирьянову, стягивая черную перчатку-В общем, извините, товарищ обер-поручик, оргвыводы последуют, гарантирую, с занесением и распубликованием, как положено, инстанции исправят отдельные нетипичные ошибки и головотяпство… Мы уж пойдем, ладно? Так что еще раз звиняйте…

И в следующий миг короткий умелый удар чиркнул Кирьянову по горлу, на несколько секунд совершенно лишив дыхания, цепкие лапы разжались, и старший прикрикнул:

— Ноги в руки! Навести прежний порядок, ничего не брать… Коля, тебя касается!

— А тут и нечего поправлять… Несколько пар ног энергично затопотали к выходу, пока Кирьянов корчился от боли — в глотку словно колышек загнали. Когда чуть-чуть отпустило, он вскочил, не теряя времени, кинулся следом, злой как черт от боли, унижения и обиды, как был, в трусах, вдогонку освещенным странным неярким сиянием силуэтам.

Входной двери словно бы и не было, на ее месте зиял квадратный проем, обрамленный множеством слабо мигающих огоньков, там, внутри маячили какие-то зеркальные поверхности, трубчатые конструкции, выгнувшиеся аркой, и под эту арку торопливо ныряли один за другим ночные гости.

Настигнув последнего, Кирьянов от всей изобиженной души припечатал ему кулаком по загривку и, вот везение, успел — человек в туго подпоясанной широким ремнем старомодной гимнастерке охнул и с матерным рявканьем полетел головой вперед прямо под арку.

И тут же все растаяло в беззвучной вспышке, обдавшей волной сухого жара. Кирьянов, потеряв опору под ногами, полетел на пол в коридоре, ушиб локти и колени, обрушился с таким грохотом, словно шкаф уронили.

Неуклюже поднялся, вне себя от ярости. Коридор был пуст, мягким приглушенным светом сияли лампы. Потом приоткрылась дверь, высунулся майор Стрекалов, всклокоченный, тоже в одних трусах, но вовсе не казавшийся вырванным из сна.

— Белая горячка или тревога? — поинтересовался он живо. — Вроде бы стадо слонов протопало…

Кирьянов оглянулся — дверь его квартиры вновь возникла из ниоткуда, аккуратно затворенная.

— Что за фокусы?

— Не поверите, — зло сказал Кирьянов. — Козлы, мать их…

— Кто опять? — Он присмотрелся. — Заходите-ка, определенно что-то стряслось. У меня лекарства навалом…

— А удобно?

— А чего ж неудобного?

Поколебавшись, Кирьянов вошел. Майор проворно достал из шкафчика бутылку микстуры известной фармацевтической фирмы “Хеннесси” и два стаканчика из черненого серебра. Наполнил опытной рукой.

Кирьянов прислушался. В спальне определенно скрипнули пружины, кто-то ворохнулся на постели. Интересно, кто? Девочка-связистка или воплощенная кнопкой мечта?

— А…

— А подождет, — сказал майор, перехватив его взгляд. — Никуда не денется. Ну, за кибернетику…

Кирьянов осушил свою “микстуру” единым духом, помотал головой:

— М-мать, вот о таком меня точно не предупреждали…

— Кратенько, в нескольких словах, — без всякого удивления сказал Стрекалов.

Выслушав краткое объяснение, он преспокойно пожал плечами:

— Ну, бывает. Дело житейское. Кто квартирой ошибется, кто плоскостью. Аппаратура-то наверняка примитивная, первых выпусков, детство человечества…

— Они говорили, что из НКВД…

— Ну и что? — с тем же видом величайшего спокойствия сказал майор. — Не разобрались еще, где очутились? — Он черкнул пальцем по воздуху. Прямо перед ним повисла призрачная клавиатура, словно нарисованная розовым светом. Стрекалов небрежно коснулся пары значков, присмотрелся к зеленым кривым и сине-желтым знакам, возникшим повыше клавишей, вновь пожал плечами:

— “Кассиопея”, говорите? Никакой это не бином Ньютона… Объясняя так примитивно, насколько это возможно, к нам по ошибке нагрянули ребятки из шестой плоскости отрицательной абсциссы, многоточие-слоистости четвертого многоточие-пространства. — Он предупредительно пояснил: — Слово “многоточие” я произношу вместо длиннейших обозначений координат континуумов, в которых вы все равно не разберетесь, не будучи специалистом…

— Большое спасибо, спасибо огромное, — сказал Кирьянов, понурясь на табурете. — Что бы я без вас делал… отрицательная абсцисса, конечно… А совсем просто нельзя?

— Ну.. Структура не просто грандиозна и необорима. Она еще предельно разветвленная, слоистая, взаимопересекающаяся, состоит из неисчислимого множества миров параллельных, перпендикулярных, взаимно пересеченных, соседствующих… А, да что там. Вы вспомните всю прочитанную фантастику, сложите вместе и умножьте раз в десять степень сложности… Вот и все, если совсем просто.

— Подождите, — хрипло сказал Кирьянов. — Вы хотите сказать, не только пространство, а еще и время?

— Головоломная и запутанная это штука — Структура…

— Налейте еще.

— Извольте, чего жалеть…

— Что же, мне безоговорочно верить Митрофанычу?