Самвел

Это сооружение привлекло к себе внимание Самвела, он пододвинул кресло к самому входу. Но сколько ни разглядывал, он не мог понять того, что происходило. Не в меньшей степени был заинтересован и старик Арбак.

– Что это такое? Опять, должно быть, какая-нибудь чертовщина?.. – произнес он, покачивая в недоумении головой, и поднес ладонь ко лбу, защищая глаза от солнечных лучей, мешавших ему разглядывать.

Немного спустя воины привели толпу закованных, одетых в черное пленников и выстроили их вокруг костра. То были несколько сот епископов, ученых, монахов и священников. Понурив головы, в глубокой печали смотрели пленные на таинственный костер, в котором через несколько минут должны были сгореть их сердца.

Около них стоял человек в длинной желтой одежде с изрытым оспой сумрачным лицом и толстыми темными губами, готовыми источать проклятия и ругань на все священное. Он поглядывал своими полными ненависти глазами то на пленников в черных, рясах, то на костер. Это был Хайр Мардпет – зловещий Дхак, тайно, как вор проникший в крепость Артагерс и предавший армянскую царицу.

Издали показался белый царь – Меружан на своем белом коне. Когда он подъехал, костер подожгли. Заклубился густой удушливый дым, распространяя вокруг неприятный, едкий запах. Зеленоватые, языки пламени поднялись к небу. Огню приносилась ужасная жертва, сжигались священные рукописи христианской веры…

В этот момент в палатку Самвела вошел отец. Сын почтительно поднялся ему навстречу.

– Что там сжигают? – взволнованно спросил он у отца.

– Пергаменты, – ответил тот с безразличным хладнокровием, – а ты не хочешь ли посмотреть? Я пришел за тобой. Пойдем! Это очень интересно.

– Нет, мне и отсюда видно, – отказался опечаленный молодой князь.

– А оттуда пошли бы к Меружану. Я уже говорил тебе, что мы приглашены к нему сегодня на обед.

– Да, я помню… но ведь еще рано: Меружан занят своим костром. Пусть кончит, а я приду позднее. По правде говоря, мои глаза не выносят огня.

– В особенности огня от пергамента… – прибавил старый Арбак, многозначительно качая головой.

Отец, заметив упорство сына и услышав язвительное замечание старика, не настаивал; он вышел из палатки и направился к костру. Юноша Артавазд, все еще стоявший у входа в палатку, побежал за ним.

– Я пойду с тобой, дядя Ваган, я не боюсь огня, – сказал он, – я даже люблю огонь.

Самвел и старый Арбак остались в палатке.

– Как видишь, пергаменты жгут, дорогой Арбак, – обратился Самвел к старику. – Предают огню священные свитки наших разрушенных храмов! Сжигают наши церковные книги и нашу письменность, чтобы превратить нас в персов. А мой отец отправился поглядеть, на это зрелище, пошел поразвлечься злодеянием…

И действительно, горевший костер состоял из церковных книг. Это были книги, похищенные из тех церквей и монастырей, которые разрушил и сжег Меружан. Ради исполнения горячих желаний царя царей Персии он разгромил христианские храмы, чтобы на их месте создать капища. В угоду горячим желаниям царя царей Персии он уничтожал теперь армянские рукописи, дабы, заменить, их персидскими религиозными книгами, чтобы армяне читали по-персидски, молились по-персидски и выражали, свои чувства по-персидски.

Самвел знал обо всех этих заранее намеченных хитросплетениях, а теперь своими глазами видел те беспощадные действия, которые должны были облегчить осуществление вероломных целей персидского царя царей. Духовенство уводили в плен, чтобы оставить без руководителей церковь и верующих, чтобы легче было истязать христианский люд. Сжигали церковные книги, чтобы уничтожить религию.

Чаща терпения Самвела переполнилась; он обратился к старику:

– Дорогой Арбак, надо что-то предпринять сейчас же… Время дорого. Опусти занавесу шатра и оставь меня одного. Если кто спросит обо мне, скажи, что у меня болит голова и я сплю. А через час пришлешь ко мне Малхаса.

Старик встал с тяжелым сердцем, опустил занавеси и тут же вышел.

Самвел некоторое время оставался в молчаливом раздумье. Его нежные чувства, его исключительно доброе сердце господствовали над его холодным рассудком. Несколько раз брал он в руки лист пергамента, собираясь писать, и снова бросал. Он приложил руку к своему лбу, горячему, точно в лихорадке. Он старался собраться с мыслями, рассеять тот мрак, ту неясность, которыми было охвачено его сознание. Он встал и немного откинул занавес, чтобы было светлее. Снова сел, взял лист пергамента и перо. Начал медленно писать, обдумывая каждое слово. От ясности изложения этого письма зависело достижение заветной цели, которую он давно уже вынашивал в своем сердце. Одни неверный шаг мог все погубить. Его цель была настолько же велика, насколько и опасна. И именно от достижения этой цели зависало успокоение его совести и счастье его родины. Окончив первое письмо, Самвел принялся за второе. Когда явился Малхас, письма были уже готовы. Самвел обратился к нему с вопросом:

– Ты знаком, Малхас, с дорогами, что тянутся по правому берегу Аракса?