Самвел

Спарапет скромно наклонил голову. Он не смотрел на увлеченную царицу, которая в этот момент была переполнена восторгом. Она была несчастна как супруга; она была несчастна как мать; ее дорогого сына, еще в отроческом возрасте, отняли у нее и в качестве заложника отправили в Византию. Отныне же она считала себя счастливой как властительница и глава многострадальной страны, близкое спасение которой радовало ее.

– Я совсем спокойна теперь, дорогой Мушег, – сказала она проникновенным голосом. – Я теперь вижу, что Армения не беззащитна. Счастлива та страна, которая имеет таких сыновей, как ты! Эту твою победу, дорогой Мушег, я считаю даже выше той, какую ты одержал несколько недель тому назад у стен Тарвеза. То была победа меча и руки, а эта – ума и военной хитрости. Не применяя оружия, ты заставил яростного врага уйти из нашей страны. Мы должны воспользоваться его отсутствием, должны спешно привести в порядок наши дела. Обстоятельства удивительно благоприятствуют нам. Во всем этом я вижу участие десницы всемогущего. В то время как Шапух занят в Персии кушанами, а в Византийской империи умирает проклявши Валент, мы одновременно избавляемся от двух наших подлых врагов. Но положение вещей еще более склоняется в нашу пользу: вместо Валента императором стал наш друг Феодосий, с которым мы легко можем прийти к всевозможным соглашениям. Повторяю, дорогой Мушег, надо воспользоваться этими благоприятными обстоятельствами. Каждая минута дорога. Ты должен ехать в Византию и притом постараться сделать это как можно скорее.

Спарапет, все еще наклонив голову, молча слушал. Царица продолжала:

– Ты должен оттуда привезти моего сына. Мои нахарары в полной растерянности. Некоторые из них разбежались, часть перешла на сторону персов. Остальные колеблются в тревожном раздумье. Их нужно объединять и возглавить, и главой их должен стать мой сын. Приготовься, дорогой Мушег, и скорее отправляйся в путь. Письмо к императору я напишу собственноручно. Напишу еще и отцу Нерсесу, Надеюсь, что наш уважаемый первосвященник, переживший столько мучений ради своего царя и родины, уже вернулся из ссылки. Завтра я велю открыть царскую сокровищницу и приготовлю самые дорогие подарки для нового императора Византии. А людей для посольства ты выберешь сам, возьми из наших нахараров и вельмож, кого пожелаешь. Я не сомневаюсь, что в Византии тебя ожидает пышный прием. Феодосий лично знаком с тобой и с блаженной памяти твоим отцом. Он много слышал о вашей храбрости в борьбе с персами и не раз радовался за вас.

– Я готов, царица, – ответил Мушег, – и очень надеюсь, что господь поможет мне исполнить твои горячие желания, являющиеся также и нашими желаниями. Но не скрою от тебя, государыня, что я не пришел еще к определенному выводу о том, какую позицию займет Меружан после всех этих перемен, происшедших в Персии и в Византийской империи.

– Мне кажется, что нам не следует даже думать о Меружане. После того как Вормиздухт оказалась в наших руках, он впал в отчаяние и, кажется, смирился. Несколько дней тому назад ко мне явились его посланцы с предложением выдать ему Вормиздухт, взамен же этого он обещал разоружиться и пасть к моим стопам в знак раскаяния в своих злодеяниях. Одновременно он грозил, что если мы ему не отдадим Вормиздухт, он прикажет всех жен и дочерей наших нахараров, находящихся под его властью и наблюдением персидской охраны, повесить на башнях тех замков, где они содержатся. Я, конечно, не поверила ни его раскаянию, ни его обещаниям и строго ответила посланцам, что если хоть один волос будет тронут на голове пленниц, то он увидит тело своей Вормиздухт висящим на стене Артагерса. Выслушав эти слова, посланцы удалились. После этого Меружан затих.

– Но молчание опаснее, чем его действия…

– На все божья воля, дорогой Мушег. Нам теперь прежде всего нужно подумать о твоем путешествии – это наша главная забота.

Происшедшие события, действительно, были очень благоприятны. Престол Византии занял император, дружественный Армении, с которым можно было заключить всевозможные договоры. Персидский же царь ввязался в новую войну, которая на долгое время могла отвлечь его внимание от Армении. Но в Армении завелась домашняя змея – Меружан, голову которой надо было размозжить, дабы страна обрела продолжительный покой. Вот эта-то мысль и беспокоила Мушега.

После победы у Тарвеза Мушег намеревался напасть на Меружана, но пока он готовил план этого похода, царица предложила ему отправиться в Византию. Ему было очень тяжело покидать родину, не расправившись с внутренним врагом.

Меружан не легко впадал в уныние. О его мужестве и твердости спарапет был высокого мнения. Именно поэтому спарапет не находил человека, который мог бы противостоять Меружану во время его – Мушега – отсутствия. Правда, среди армянских князей были люди очень храбрые и готовые на самопожертвование; однако им недоставало тех военных способностей, какими обладал Меружан Арцруни.