Самшитовый посох

«А вот и главный!» Кудесник развернулся к новому участнику действия со всей прытью, на которую был способен. И вовремя! Краснолицый полноватый коротышка в укороченном черном пальто вскинул обе руки перед собой. Призрачная волна толкнула в грудь, и Ивану Афанасьевичу пришлось приложить все силы, чтоб остаться на ногах. Широкие взмахи руками, от которых прошла дрожь по мускулам, норовя добраться до костей и встряхнуть тело так, как хозяйка трусит пыльный коврик, едва не вышибли дух из старца. Наконец, под занавес, незнакомец совсем неожиданно пригнул голову и сымитировал движение быка, поднимающего на рога тореро. Впечатление было такое, что пудовая гиря ударила с размаху под ребра. На миг волхва вздело на воздух, отбросило метра на три. Иван Афанасьевич не удержал равновесия при встрече с поверхностью и рухнул на колени. Враждебно настроенный маг уже спешил к нему. Капли пота выступили на лоснящейся коже, и без того полнокровное лицо стало пунцовым, а глубоко посаженные темные глаза метали грозные молнии. Когда с трудом вернувшего себе вертикальное положение Ивана Афанасьевича и пришельца разделяло не более трех саженей, тот остановился, шепча:

– Зачем нам пистолеты. Не нужны пистолеты. От них шум, дым, кровь. От них за милю убийством пахнет. А тут вышел пожилой джентльмен погулять в лес. Ну, может и не совсем погулять. Отрыл он может чего под дубом. Отрыл и сжег. А сам распереживался, да и окочурился рядом, у костерка, – мужчина осклабился, показывая неровные редкие зубы и ерничая, подмигнул Ивану Афанасьевичу. – Прислонился к сосне и врезал дуба! Так ведь, старый хрен?

Волхв старался сфокусироваться на говорящем. Но получалось плохо. Фигура противника дрожала маревом, расплывалась в слезящихся глазах. Впрочем, вполне могло быть, что зрение сейчас и ни при чем. Волны силы, исходящей от незнакомца, запросто могли искажать его облик.

Иван Афанасьевич вяло отмахнулся, будто от надоедливого москита. На лице коротышки отразилась радость превосходства над беспомощным противником. И тут же он врезал не экономя сил, мощно, наотмашь. Удар скользнул по принявшемуся мерно раскручиваться из кокона узорному кружеву, ушел по касательной в пустоту. «Не зря шатер-то плел! – мелькнула мысль и тут же растворилась в круговерти ощущений. Образовавшаяся воронка потянула за собой не состоявшегося убийцу, заставила сделать шаг вперед, и на мгновенье полностью открыться.

«Пора», – сам себе скомандовал старик, сбрасывая узду, сдерживающую хлесткую плеть в правом мизинце. Треск сокрушаемых ребер болью отозвался в ушах. Именно поэтому, наверное, чуткий слух кудесника не уловил шума слева.

– А ты могуч, старик! – прохрипел поверженный окровавленными губами.

– Да и ты не слаб, – искренне ответил Афанасьич, понимая, что далеко не каждый смог бы хоть слово из себя выдавить после «потаенного хлыста».

И тут же кольнуло в боку, разворачивая грудью к новой опасности.

– Слава?

– Я, Афанасьич.

– Сказывал же тебе – дождись…

– Недосуг ждать, старина, – нехорошо ухмыльнулся ученик, и всадил прямо в грудь учителя весь запас «стрел», скопленных загодя в ладони. Сердце вздрогнуло и застыло, будто его в ведро со льдом бросили.

«Неужто отвоевался?» – скользнула ужом предательская мыслишка. Вспыхнула напоследок звездой да и погасла головешкой в черном омуте беспамятства.

Очнулся волхв возле костра, привалившись спиной к дереву.

«Как и обещал коротышка, – невесело усмехнулся старик. – Даже таблетки, вон, рассыпал для пущей убедительности вокруг. Потянулся бедолага за лекарством, тут и помер. Правдоподобно? Без сомнения! Так это если до зимы еще нашли бы…»

Нить его рассуждения прервал треск сучьев. Кто-то пробирался на поляну совсем не таясь, напролом, как медведь сквозь валежник.

«Хорошо, что все закончилось. Скверно, что так. Славка. Эх, Славка, Славка… Не ожидал от него. То есть то, что предал, погнавшись за зеленым или еще каким там цветом, длинным рублем, давно понятно было. То, что знал, в чьи руки посох попадет, и не остановило его это – тоже полбеды! Вещь есть вещь. Не многое она значит, добытая воровством, против воли хозяина. Вещи в конце концов создаются заново, чинятся, возвращаются к жизни… А вот с людьми не так! Ведь мог же, мог Славка раскаяться. Мог, пока не переступил черту. Теперь его место там. На черном мотоцикле с языками пламени. Горько, ох как горько!»

Перед глазами появился парень в проклепанной куртке с орлом. Он приближался к Афанасьичу, улыбаясь.

Старик попытался подобраться, принять более-менее приличествующую позу. А не встречать пришедшего развалясь, как барин на бархатных подушках. Но из его попытки ничего не вышло. Грудь все еще саднила, тело слушалось плохо, да и в голове плыл звон, туманя разум.

– Живой, … живой! – задорно выкрикнул парень, присаживаясь на корточки перед Афанасьичем.

– Не голоси, Янек, – прошелестел тот, поднимая руку в предостерегающем жесте.