Из того факта, что в стране пулитико (выборное должностное лицо), а не администратор (назначенное) является важнейшим, часто делают вывод о торжестве принципа выборности, принесенного из США. Американцы всегда с гордостью говорят об этом, подчеркивая победу своей формы демократии. «Торжество» это, однако, объясняется только тем, что филиппинцы в совершенно чуждую им форму вложили привычное содержание. Под оболочкой буржуазной демократии живут прежние феодальные и родовые отношения, и сама оболочка не отвергается лишь потому, что позволяет этим отношениям существовать.
Особенно явно они влияют на формирование и работу низших органов власти, где сам принцип самоуправления сводится на нет иерархической структурой общества. У тао нет навыков самостоятельного решения даже мелких вопросов, и по поводу рытья колодца посылаются ходоки не в муниципалитет даже, а прямо к губернатору провинции. На местах господствует мнение, что все в руках центра. Такое неверие в собственные силы, с одной стороны, приводит к оттоку наиболее способной молодежи в столицу, а с другой — усиливает бездействие, состояние зависимости, апатии.
Вплоть до 1955 г. в деревне не было своих выборных руководителей и они назначались сверху. Теперь выбираются капитан де барио, вице-капитан (его заместитель) и три члена совета. Но в ряде деревень (до 8 %) все еще нет никаких капитанов, а в некоторых (до 1 %) они по-прежнему назначаются. Причем по закону правом выбирать должностных лиц на уровне барио пользуются только главы семей. Создается парадоксальное положение: многие филиппинцы, живущие в сельской местности, имеют право выбирать президента, сенаторов и в то же время лишены права выбирать своих непосредственных руководителей (в филиппинских установлениях немало таких несуразностей).
Само голосование вопреки закону далеко не всегда бывает тайным. Чуть ли не в половине деревень голосуют поднятием рук, криком (как на вече: за кого громче кричат, тот и проходит) или проводят опрос. Нередко люди уклоняются от голосования: боятся ошибиться и тем обострить отношения с «сильным человеком». Совет барио в 80 % деревень собирается нерегулярно, от случая к случаю; в 20 % деревень заседания вообще не созываются. Все вопросы обсуждаются в процессе неофициального общения местных пулитико. Таким образом, несмотря на закон 1955 г., действует прежний порядок принятия решении на низшем уровне.
Если учитывать условия жизни в деревне, этому едва ли стоит удивляться. Введение выборного начала само по себе не в состоянии устранить все сложности и развязать инициативу масс. Поскольку власть помещиков не поколеблена, они без особого труда прибирают к рукам руководство барио, добиваясь избрания нужных людей или вовсе обходясь без выборов. Филиппинский крестьянин, которого обвиняют в безразличии, апатии и равнодушии к демократии, отлично знает, у кого реальная власть, и, будучи человеком практическим, неосмотрительно не поступает. Давать может только помещик, и, следовательно, только с ним и стоит иметь дело, а не то прозвучит грозный окрик «скатывай свою циновку». Определяет все не пресловутая апатия, а характер классовых отношений в деревне. Красивые слова о «доведении демократизации до конца» (так рекламировался закон 1955 г.) остались лишь словами. У землевладельцев слишком много средств экономического и внеэкономического принуждения, чтобы можно было говорить о действительных сдвигах в филиппинском барио.
Выборные органы здесь существуют уже 18 лет, но не дали и не могли дать результатов, которых от них ожидали либерально настроенные интеллигенты. И все же нельзя сказать, что эффективность этой меры равна нулю. Изменилась форма господства «сильных людей», хотя власть их не поколеблена. Они большей частью уже не могут непосредственно диктовать свою волю, а вынуждены действовать через совет, что несколько ограничивает их возможности. А в тех районах, где отмечаются волнения крестьян, последним удается проводить в органы самоуправления истинных выразителей своих интересов. Отсюда жалобы помещиков Центрального Лусона на «злоупотребления» этих органов, на их так называемую некомпетентность. Между тем опыт показывает, что крестьяне вполне способны к самоуправлению и отлично разбираются в собственных проблемах.
В целом по стране, однако, власть латифундистов еще слишком велика, чтобы можно было говорить о подлинном самоуправлении крестьян.
Принцип выборности не ущемил интересов «сильных людей» ни в городе, ни в деревне. Напротив, он укрепил позиции правящей верхушки. За годы колониального господства США она сама видоизменилась, появилась ее новая разновидность — промышленная буржуазия (прежде всего выходцы из прежней земельной аристократии), классовые цели которой удобнее всего достигаются в условиях буржуазной демократии. И «старая» олигархия и «новая» действуют через своих ставленников.