Каждый раз он пытался отогнать эту навязчивую мысль, а она опять приходила: «Что же ты будешь делать, когда окажешься на земле лицом к лицу с фашистами?» И Георгий давно решил: «Только драться. Драться до последнего патрона, до последнего дыхания. Лучше смерть, чем...» Нет, он не называл это пленом. Оказаться в лапах врага представлялось ему бесчестием.
Теперь, приземлившись далеко за линией фронта, он быстро осмотрелся.
На многие километры, от горизонта до горизонта, лежал снег. Ни одного строения, ни одного дымка. «Главное — спокойствие, — вспомнил Георгий собственные слова, которые говорил курсантам, выпуская их в первый самостоятельный полет. — Нужно пробираться к своим. Перейти линию фронта».
С трудом переставляя ноги, он прошел по глубокому снегу и отыскал автомат, сброшенный Светлишневым. Круглый диск был полон патронов.
«С этим еще можно повоевать», — обрадовался летчик. Он вернулся к самолету, достал из кабины две маленькие банки сгущенного молока — остаток бортового пайка — и засунул их в широкие карманы комбинезона. С сожалением вспомнил о незаконно съеденных плитках шоколада.
Несколько минут Георгий внимательно смотрел на карту, прикинул расстояние до линии фронта. Потом положил планшет на сиденье, вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в пол кабины. Из нижнего бака фонтанчиком брызнула струйка бензина. Растекаясь, бензин окрашивал снег, и вскоре возле самолета образовалось большое розовое пятно.
Георгий закурил самокрутку. С жадностью наглотавшись дыму, бросил окурок на порозовевший снег и быстро отбежал в сторону. От штурмовика метнулся красный пучок пламени. Только раз обернулся Карлов на огонь и зашагал на северо-восток.
Идти по глубокому снегу было тяжело. Тупая ноющая боль в раненой ладони усиливалась при каждом движении. На счастье, леденящий ветер дул почти в спину. Всякий раз, когда Георгий вытаскивал увязшую ногу, маленькие комочки снега тут же подхватывались ветром и неслись вперед по искрящейся белой глади.
Больше пяти километров прошел Георгий, пока не увидел два больших стога сена. Преодолевая навалы снега, добрался к одному из них. Здоровой рукой разгреб сено с надветренной стороны, залез в небольшую выемку и забросал вход. Только теперь почувствовал он, как устал: путь по бездорожью и нервное напряжение измотали его.
Он проделал в сене маленькое отверстие, посмотрел наружу. По гладкой снежной поверхности тянулись длинные вихри поземки. Глубокие следы унтов медленно заполнялись белой крупой.
«Пережду здесь, пока стемнеет, — решил Георгий. — Днем первый встречный опознает во мне советского летчика. На Маныче в станицах могут быть немцы. Надо выходить сразу, как сядет солнце, чтобы успеть перейти Маныч ночью».
Георгий достал сгущенное молоко, вытащил из-за голенища унта нож и продырявил банку.
Этот острый, похожий на финку нож с ручкой из разноцветных кружочков плексигласа — плод кропотливых трудов авиационных механиков — предназначался для защиты на случай, если летчик окажется на вражеской территории. Такие самодельные финки имели многие летчики действующей армии, но в основном это «холодное оружие» применялось при вскрытии консервных банок.
Наглотавшись тягучей приторной массы, от которой слипались губы, Карлов почувствовал, как по всему телу растекается истома. Захотелось спать. Он вытянулся и закрыл глаза.
Поплыли знакомые с детства солнечные берега Крыма.
Он вырос в Крыму. После смерти отца большая семья Карловых оказалась в тяжелом положении. И Георгий, окончив семь классов, пошел работать в зерносовхоз «Большевик». Вскоре он стал комбайнером.
Георгий вспомнил начало своей самостоятельной жизни. Восемнадцатилетний комбайнер Карлов первым в Крыму перевыполнил план уборочных работ и добровольно укатил в Сибирь на уборку хлебов.
В большом заполненном комсомольцами клубе Георгию Карлову вручали первую награду за трудовые успехи. Это был ценный подарок — именные часы. Все эти годы Георгий не расставался с ними.
Он поднес левую руку к уху. «Так-так, так-так, так-так», — спокойно отсчитывал маятник.
В памяти вновь побежали предвоенные годы. Путевка комсомола в Симферопольский аэроклуб. Полеты с инструктором на маленьком По-2.
Георгий улыбнулся, вспоминая, как однажды инструктор принес к самолету мешок с песком и, привязав его в своей кабине, сказал: «Лети самостоятельно. Главное — спокойствие. Выполни два полета по кругу».
Первый самостоятельный вылет. Разве можно его забыть? До мельчайших подробностей помнил Георгий этот полет. Передняя инструкторская кабина, если не считать мешка с песком, была пуста — значит он, Георгий Карлов, сам, один управляет самолетом! Сбылась мечта. Держи ее крепче. И, с силой сжимая ручку управления, Георгий запел тогда от нахлынувшей радости. За рокотом мотора не было слышно слов песни, но он пел: