Самодержец

— Господа, — обратился генерал-адмирал Спиридов ко всем присутствующим, — По причине сохранения тайны часть операции вам не известна. Могу лишь сказать то, что со стороны пролива, точнее сказать, самих Дарданеллах нам будет оказана помощь, и уж точно ни один неприятельский корабль не пройдет в Мраморное море. Но, да, господа, побеспокоить наших противников нужно. Хватит ли для того угля на брандерах, но два углевоза в наличии имеем, их и привлечем. Если нет никаких возражений и дополнений, то, господа, отдыхать. Завтра великий день. День нашей окончательной победы!

* * *

Павлополь (Чаннакалле)

21 октября 1762 года. 22:30

Что чувствует человек, который полчаса назад разговаривал с другим человеком, а сейчас не мог найти части тела собеседника? А тот офицер, который был на острие атаки и видел, как вокруг умирают его солдаты и офицеры, почти невредим?

Петр Иванович Москвин стоял со стеклянными глазами, которые уже были не в состоянии вырабатывать слезы. Грязный, весь в крови и с перекошенным лицом, премьер-майор не мог сделать и шагу.

Оцепенение наступило сразу после того, как последние штурмующие, не выдержав яростного бескомпромиссного боя, побежали. Вот тогда, двадцать минут назад и встал Москвин на камни разрушенной части крепостной стены, через которую ворвались во внутрь крепости враги. Сложно было найти тот клочок земли, или наваленных камней, чтобы встать на них, но не на тело убитого человека.

— Ваше высокоблагородие! Ваше высокоблагородие! — раздавалось на задворках сознания Москвина, который нашел глазами половину туловища Василия Матвеевича Меньшого, того капрала, который был достоин стать офицером, но лишь плохое знание хранцузского да математики лишило русскую армию хорошего боевого командира.

Два часа, растянувшиеся в вечность, длился последний штурм. Это был Армагеддон. В Книге написано, что последняя битва добра со злом должна случится где-то не сильно далеко от этих мест. Видимо, это была генеральная репетиция.

Первыми пошли турки. Шли решительно, не обращая внимания на шквальный огонь русских стрелков, летящие ракеты и разрывавшиеся фугасы. Практически сразу туркам удалось выбить русских с первой линии обороны, полчаса длился бой за вторую линию, и ее пришлось оставлять. Вновь взрывались фугасы, начала плотно работать русская артиллерия, которую споро перетаскивали против наступающих турок, когда стало понятно, что английские корабли и так горят в геенне огненной.

Турки дрогнули, они не смогли подойти вплотную к разломам в крепостной стене, стали откатываться назад. Однако, турецких штурмовиков встретили заградительные линии англичан. К неприятелю подоспели резервы еще до того, как турецкие пехотинцы покинули вторую линию обороны Павлополя. Начался новый накат, где уже участвовали и англичане.

На раскол стволов работала русская артиллерия. И это не метафора, действительно, две пушки не выдержали скоростной стрельбы и у них разорвались стволы, унеся жизни троим артеллеристам. Но никто не обращал внимания на потерю двух орудий, все были сконцентрированы только на одном — убить как можно больше противников, продать свою жизнь подороже.

Когда первый красный мундир уже залез на камни разрушенной части стены, открылись ворота крепости и оттуда вышли две казачьи сотни, чтобы ударить по противнику вдоль крепости. Казаки шли умирать. Они сами попросились у раненного и не могущего передвигаться полковника Михельсона, и Иван Иванович дал свое одобрение на эту самоубийственную атаку.

Москвин тогда нашел секунду и посмотрел в зрительную трубу на казаков. Они…улыбались, крестились и целовали нательные кресты, подбадривая друг друга. И этим православным воинам почти удалось сделать чудо, враг стал пятиться, убегать от конной атаки станичников. Однако, пушки противника были в умелых английских руках и вся крепостная стена была пристреляна. По казакам ударили ядрами и сбили динамику атаки, которая и так была затруднена множеством тел на земле. Началась свалка, в которой каждый казак продавал свою жизнь за две-три жизни врагов. Но, как не пытались перенести огонь на эту свалку лучшие русские стрелки, казачьи сотни были обречены. Офицеры же кричали, чтобы стрелки били других наступающих, пока станичники не дают англо-туркам прорваться на ином направлении.

Рукопашная… На развалинах крепости схватились те, кто жаждал мести любой ценой и те, кто уже решил умереть, но лишь с честью. Два характера, две стихии, полные фатализма. Но русские были вооружены револьверами и тем самым удалось нивелировать численное преимущество перед противником.

Бой шел уже на территории крепости, уже молчали русские батареи, захваченные врагом, когда стало понятно, что Павлополь можно отстоять. Силы врага были не безграничны, да и англичане уже достигли критического уровня допустимых потерь. Вражеские командиры поняли, что даже захват крепости уже не даст того преимущества которое могло быть ранее. Проливы так и не захвачены, а исход поистине Великого Дарданелльского сражения будет решен только в ходе морского сражения.