Шансы были ровно до того момента, пока французы, до того не проявлявшие никакого интереса к назревающему хаосу, арестовали лидера «колпаков» Туре Рудбека. Уже после, когда Туре подвергнется «цивилизованным пыткам» каленым железом, стало понятно, кто именно писал письма в Петербург и распределял русское серебро.
Без лидера и его ближайших сподвижников так ярко зарождавшееся сопротивление стало терять свою целенаправленность, идеологическую и политическую составляющую, но превращалась в разгул бандитизма. Ситуация усугублялась еще тем, что отряды представителей третьего сословия, если делить общество по французским лекалам, не имели офицеров, а на голом энтузиазме, не имея понятия тактик ведения войны и организации подразделений, далеко не уедешь и противостоять организованной армии не сможешь.
Однако, у горожан оказалось слишком много оружия, чтобы оно где-то, да не выстрелило. В том порохом складе, в которой превратился Стокгольм хватило нескольких перестрелок, прежде чем ситуация стала вообще неконтролируемая и город на три дня погрузился в хаос.
Когда утром 6 сентября 1762 года король Адольф Фредерик без страха, демонстративно, восседая на сверхмощном коне, иные его большую тушу и не потянули бы, входил в Стокгольм, его уже встречали, как избавителя. Не все, конечно, противников государственного переворота все еще хватало. Однако, при отсутствии деятельного участия в событиях партии «шляп», ареста «колпаков» и их лидера Туре Рудбека, вся вероятная инерция сопротивления была растеряна и оно стало безынициативно.
Король ехал в риксдаг, чтобы торжественно объявить о его роспуске. Все шествия сопровождалось звуками труб и боем барабанов, что привлекало горожан. А большая масса солдат, как шведских, так и иностранных, отбивала всякое желание стрелять и защищать свои демократические права. Без стрельбы не обошлось, пару отрядов особо отчаянных попытались оказать сопротивление, однако, король входил первым в город только для видимости, на самом же деле Адольф Фредерик вошел уже после того, как основные улицы и площади были уже взяты под контроль войсками.
— Поздравляю Вас! — французский генерал первым принес поздравления королю Адольфу Фредерику, ставшим абсолютным монархом Швеции.
— Благодарю, граф, но замечу, что все это нужно было сделать еще раньше, а не тогда, как понадобилась шведская кровь, — отвечал король, не забывая при этом улыбаться и махать возбужденно-радостной толпе, собравшейся у балкона королевского дворца. — Они так вытопчут всю траву и разрушат идиллию ландшафта.
— Ваше Величество, считаю, что именно сейчас и нужно выступать, чтобы до зимы занять пограничные русские крепости и переждать суровые морозы в тепле, но не в поле. Войска готовы, англичане переподчинили свой корпус мне, у господина Якоба Магнуса Спренгтпортена шесть тысяч солдат, у принца Карла двенадцать тысяч солдат. В Вашем подчинении сейчас еще сорок тысяч. Это сила, которая должна сокрушить русских. У нас более ста тысяч солдат, из которых пятнадцать тысяч кавалерии и более трехсот пушек. Как только мы выступим, Фридрих узрит наши успехи и так же поспешит вступить в войну. Уже к зиме мы станем делить шкуру медведя, где самые лучшие куски достанутся тем, кто первый выстрелил в злого хищника, — распылялся генерал-лейтенант граф Антуан-Мари де Апшон.
— Не делите шкуру неубитого медведя, — вдруг из неоткуда вспомнил король русскую поговорку.
Хотя, в шведском фольклоре подобные мудрости также имели место. Шведский король, никогда особым образом не интересовался культурой России, только лишь немного историей, будучи уверенным, что шведы принесли государственность на Русь, а русские на это были не способны. И считал, что победы России были связаны только с тем, что в этой стране была абсолютная монархия, когда мудрые, или не очень, если речь идет о России, монархи, могли быстро принимать решения и аккумулировать все ресурсы для достижения целей.
Петербург
17 сентября 1762 года
— Хрясь! — массивный посох обрушился на могучую спину Степана.
— Как ты допустил? — кричал я, сжавшемуся в комок Шешковскому, впадая в ярость.
— Государь! — попробовал что-то сказать Степан.
— Хук! — полетел мой кулак в лицо казачьему генералу, но тот ловко увернулся и сделал шаг назад.
— Петр? — услышал я удивленный голос Катерины.
— Ты что тут делаешь? — прикрикнул я на жену.
— Успокойся! — ласково сказала Катя и приобняла меня.
Я не знаю, что это был за порыв, какой бес в меня вселился. На секунду потерял над собой контроль и уже размахиваю массивным посохом, который перешел ко мне по наследству от Елизаветы Петровны. Раньше такого не было. Правда раньше мой сын, наследник Российского престола и цесаревич, не сбегал.
— Ну чего ты? Петр Великий в генах проснулся? — спросила Екатерина, показывая жестом Шешковского и Степану Краснову, чтобы те ушли.