Самодержец пустыни

Взволнованный, возбужденным шепотом он сообщил Рябухину, что стоял возле палатки, где находились Унгерн с Резухиным, и подслушал их разговор. Оказывается, барон решил идти не в Маньчжурию, а на юг, в Тибет. Он намерен пересечь Гоби, привести дивизию в Лхасу и поступить с ней на военную службу к Далай-ламе. Резухин “робко возразил”, что без запасов продовольствия и воды едва ли удастся пройти через Гоби. На это Унгерн ответил, что и в Маньчжурии, и в Приморье им обоим появляться небезопасно, а людские потери его не пугают, принятое им решение – окончательное.

Свидетельство Рябухина – не единственное. Аноним считал, что само разделение дивизии на две бригады произошло из-за ссоры Унгерна с Резухиным, не одобрившим план похода в Тибет. После этого барон будто бы даже отобрал у него все географические карты – видимо, чтобы они не смущали его помощника расстоянием до Лхасы вкупе с отмеченными на них горными хребтами и пустынями, через которые предстояло пройти. По Анониму, почва для похода в Тибет была подготовлена давно: Унгерн еще в Урге установил “прочную связь” с Далай-ламой XIII, поддерживал с ним переписку, послал ему “ценные подарки из монгольской добычи”, а взамен получил “священные талисманы”, призванные “охранять его жизнь и приносить успех в делах”. От имени барона полковник Львов “строчил на пишущей машинке длинные послания”, пугая правителя Тибета “стремлением коммунистов уничтожить всех служителей религиозного культа, где бы они ни находились”. В свою очередь тот якобы жаловался Унгерну на притеснения китайцев и англичан.

Машинок с монгольским или тибетским шрифтом не существовало в природе, да и ни одним из этих языков Львов не владел; сочиненные им послания должен был кто-то переводить, но в остальном все похоже на правду. В плену Унгерн называл Далай-ламу XIII среди своих адресатов. Об ответных письмах ничего сказано не было, но накануне второго похода в Забайкалье лагерь Азиатской дивизии на Селенге посетили посланцы владыки Тибета. Об этом визите упоминает только Гижицкий, зато ему можно доверять. Даже после неудачи с производством химического оружия он остался любимцем барона, в числе немногих находился при нем на правом берегу Селенги и, вероятно, знал о его делах больше других офицеров за исключением разве что Резухина. Князев, однажды зайдя с докладом в палатку Унгерна, был неприятно удивлен тем, что этот поляк, имевший всего лишь чин поручика, “в непринужденной позе” лежит на походной койке, тогда как в присутствии барона заслуженные полковники и садиться-то не смели. Одной из причин столь фамильярных отношений могло стать близкое знакомство Гижицкого с родным братом Унгерна, Константином[191].

Прибывшие на Селенгу тибетцы голов не брили и носили косы, значит, были не духовными особами, а светскими. Тем не менее монголы из дивизиона Сундуй-гуна относились к ним с благоговением, целовали края одежд, собирали землю из их следов, чтобы использовать для ворожбы и приготовления лекарственных снадобий. Это объяснимо лишь в том случае, если речь идет не об остатках тибетской сотни, а о представителях самого Далай-ламы XIII, аристократах или чиновниках высокого ранга. Иначе они бы не стали обещать Гижицкому, который с ними подружился, свободный въезд в закрытую для европейцев Лхасу и пристанище в Потале. Гижицкий, страстный путешественник, впоследствии много лет проживший в Африке, был счастлив, предвкушая возможность побывать в “сердце тайн”, но так туда и не добрался.

Он ничего не говорит о том, с какой целью появилась на Селенге тибетская миссия, однако можно допустить, что уже тогда Унгерн получил предложение перейти на службу к Далай-ламе. Ничего фантастического в этом нет, позднее наемные отряды из казаков и бывших белых офицеров служили многим китайским генералам и очень ими ценились. После того, как в 1913 году была провозглашена независимость Тибета, Далай-лама XIII при активном содействии англичан создал армию европейского типа и начал проводить модернизационные реформы, но у него имелось немало противников среди консервативно настроенного духовенства. Оппозицию возглавил Панчен-лама, второе лицо в тибетской духовной иерархии. В ситуации, когда внутри страны было неспокойно, а Китай и Англия пытались подчинить ее своему влиянию, Азиатская дивизия с сильным монгольским контингентом пригодилась бы энергичному хозяину Поталы. Тот давно мечтал иметь казачий конвой и просил об этом еще Николая II. С помощью Унгерна он мог бы противостоять Пекину, но уменьшить зависимость от высших офицеров собственной армии, обучавшихся в Индии и служивших проводниками британских интересов.