Самодержец пустыни

Торновский в 1941 году, через харбинскую газету «Заря», публично объявил, что выходит из всех белоэмигрантских организаций в Китае, членом которых он был, в знак протеста против их решения оказать поддержку Германии против СССР. После войны он с семьей добровольно вернулся на родину, работал табельщиком и бухгалтером на строительстве Камской ГЭС в Молотове (Перми). Через год его арестовали; в мордовских лагерях он просидел до 1955 года, на свободу вышел инвалидом и вскоре умер. После него остался посвященный русскому продвижению на восток и до сих пор не опубликованный историко-философский труд «От Господина Великого Новгорода до Великого океана».

Давно вдовевший Першин при красных остался в Урге. Лишь три года спустя он уехал в Калган, к единственному сыну, талантливому скрипачу и запойному пьянице, но пережил его и в 1935 году скончался там в нищете и одиночестве.

Еще один мемуарист — Бурдуков, знавший Унгерна дольше всех остальных, со времени его первой поездки в Монголию «для совершения смелых подвигов», переселился в Ленинград, преподавал монгольский язык в университете, составил монгольско-русский словарь. Был арестован и умер в тюрьме.

Алешин находился в отряде Сухарева, но избежал гибели. По дороге на восток он вошел в группу офицеров и казаков, которая отделилась и двинулась по маршруту, выбранному сначала Казагранди, а позже и самим Унгерном — через Гоби в Тибет. Оттуда они хотели попасть в Индию, что годом раньше удалось служившим у Колчака белым латышским стрелкам во главе с генералом Гоппе, а годом позже не получилось у атамана Анненкова. Среди тех, кому улыбнулась удача, был и Алешин. Из Индии он добрался до Лондона, где по-английски написал и в 1940 году издал свою «Азиатскую одиссею».

В Нью-Йорке, в журнале «Азия», главу своего автобиографического романа опубликовал самый страстный из врагов барона — Борис Волков. Для него это был большой успех, он прислал знакомым в Прагу вырезку с газетной рецензией. Волков писал о Монголии вечной, о том, что двухвековое владычество Пекина не сумело изменить дух народа, «разжижить густую темную кровь потомков Чингисхана», но литературный обозреватель «Окленд Трибюн» с грустью констатировал: «Фантастический мир, и все это теперь снесено и сжато двумя ветрами — красным вихрем, несущимся из Москвы, и раскаленным добела — откуда-то из Гобийских пустынь». Свой роман Волков назвал «В стране золотых будд», позднее изменил это название на другое — «Призванный в рай» («Conscript to Paradise»), но опубликовать его целиком не сумел, издал лишь сборник стихов «В пыли чужих дорог»[224]. Он был портовым грузчиком в Сан-Франциско, работал на шоколадной фабрике, преподавал русский язык курсантам военной школы в Монтерее, наконец получил место переводчика при ООН. В 1953 году умер от травм, полученных в автомобильной катастрофе.

Камиль Гижицкий, польский любимец барона, не успокоился после трехлетних скитаний по Сибири, Туве и Монголии. По природе это был авантюрист и вечный странник. В Лхасу, куда его приглашали посланцы Далай-ламы XIII, он не попал, зато в 1922 году ухитрился посетить Сахалин и Камчатку, затем вступил в Сибирскую добровольческую дружину генерала Анатолия Пепеляева, чтобы плыть в Якутию воевать с большевиками, но передумал и уехал в Польшу Написав книгу воспоминаний «Через Урянхай и Монголию», Гижицкий вместе с Оссендовским отправился на сафари в Африку, в Камерун, оттуда перебрался в Либерию, сделался владельцем двух каучуковых плантаций и в старости вспоминал это время как счастливейшее в жизни. В сентябре 1939 года он сражался с немцами под Варшавой, потом входил в руководство подпольной Армии Крайовой, а в социалистической Польше от нечего делать занялся сочинением книжек для подростков — писал про «саванны и дебри Камеруна», про знакомую львицу Уангу, про Соломоновы острова, куда его тоже заносила судьба, но об Унгерне никогда больше не вспоминал. Умер во Вроцлаве в 1968 году.

Зато для его соотечественника и друга Фердинанда Оссендовского «кровавый барон» сделался постоянным спутником жизни — как герой написанных им книг, газетных статей и одной пьесы. Даже смерть их автора не обошлась без участия любимого персонажа; странным образом сбылось предсказание, которое еще до своего первого свидания с бароном Оссендовский якобы получил в Улясутае от перерожденца Нарабанчи-хутухты: тот предрек ему смерть через десять дней после встречи с человеком по имени Унгерн. Как все обстояло на самом деле, неизвестно, для красного словца Оссендовский был способен на многое, но он сам неосторожно написал об этом в одной из своих книг, упустив из виду, что подобные пророчества имеют тенденцию сбываться не совсем так, как предполагалось изначально.