Самодержавный «попаданец». Петр Освободитель

Потому Самуил Карлович и не находил себе места, расхаживая по шканцам и глядя на багровый закат солнца. Если турки всполошились, то у столицы их будет ждать «горячая встреча» — в порту Скутари, напротив Константинополя, как ему сообщили, турки имели три линейных корабля, по 60–70 пушек да с десяток многопушечных фрегатов и шебек.

А это означает бой с неизбежными потерями! Да и через Босфор пройти будет невероятно трудно — в узостях пролива турецкие береговые пушки могут причинить серьезный вред и уполовинить русскую эскадру. Этого Грейгу не хотелось категорически — он обязан довести флот до Очакова, где его будет ждать император.

Одна надежда, что турки не обратили внимания на стрельбу или новости о прорыве эскадры не достигли еще Константинополя. Тогда можно попробовать захватить османов врасплох, и такую возможность Грейг упускать был не намерен. А потому капитан-командор решил идти и ночью, благо луна хоть и пошла на ущерб, но светила ярко, да и лоцманам море было знакомо как свои пять пальцев.

— Лишь бы турки не всполошились раньше срока… — прошептал Грейг сквозь зубы и тихо стал читать молитву, чуть ли не впервые так искренне обращаясь к Всевышнему за помощью.

Юконский острог

На вершине соседней скалы, что возвышалась в сотне шагов, Алехан увидел трех индейцев, которые накладывали на тетивы новые смертоносные стрелы. Счет шел не на секунды, а на мгновения.

Он вскинул ружье, тлинкиты начали поднимать луки. Палец плавно потянул спусковой крючок, и фузея тут же оглушительно бабахнула, толкнув прикладом плечо. Клубок белого дыма на секунду скрыл от Алехана колошей, и он тут же сделал шаг в сторону.

Ногу обожгло чуть выше колена, но Орлов не обратил на это никакого внимания — все чувства, все мысли улетучились, когда он поймал в рамку прицела индейца, что уже отпустил тетиву. Он успел выстрелить и тут же откачнулся в сторону — внимание обострилось до того, что он ясно осознавал, куда направлена выпущенная стрела.

И успел — та ударила в барабан, но, чиркнув с лязганьем по металлу, отлетела куда-то в сторону. На скале он увидел только двух индейцев, третьего рядом с ними не было, да и один из колошей выронил лук и, качнувшись, полетел вниз головой.

Краешком сознания Алехан отметил, что его пули не промазали мимо цели, и, неважно, убил он их или зацепил. В любом случае враги нашли здесь свою смерть: падение с двух десятков саженей, и не в воду озера, а на крупные валуны у подножия, чревато только одним — кровавыми брызгами во все стороны. Но любопытства он не ощутил — и так ясно, что колоши не орлы, с которыми туземцы себя отождествляют, и летать не умеют. Могут, только недолго, и крыльями не машут.

— Не успеешь, братец! Зато яко птица в воздусях будешь!

Мозг отстраненно шутил, зато глаза уже поймали третьего тлинкита в прицел. Палец отпустил крючок за мгновение до того, когда индеец, ощерившись, рывком потянул тетиву.

Не дотянул — стрела пошла вкось, а стрелок согнулся, покачавшись, на его груди расплывалось кровавое пятно, и рухнул вниз, вслед за своими незадачливыми соплеменниками.

Орлов облегченно вздохнул — жив остался!

— Ну, тлинкиты! Как они без шума на отвесную скалу вскарабкались?! Ведь невозможно такое представить, а они сумели. Эх, Кузьма, Кузьма, понадеялся зря на меня, а я сам все прошляпил… Тебя убили, а в меня…

Орлов посмотрел на ногу — чуть выше колена торчала стрела, но вот обжигающей боли он почему-то не чувствовал. И только он об этом подумал, как в голове с ослепительной вспышкой взорвалось солнце. Алехан на несколько секунд полностью потерял ориентацию, а когда в глазах стала исчезать муть, вместо нее появилась оскаленная рожа индейца, и в уши ударил дикий вопль, исторгнутый аборигеном.

— А, сучьи дети! — взвыл Орлов, с матами кинувшись на врага. До него дошло, что колоши, пока лучники стреляли, а он не видел, что творится за спиной, вскарабкались по крутой насыпи. И вот этот пес ловко метнул в него каменюку и попал в лоб — хорошо, что не убил.

Индеец не успел встать, только закинул ногу на камень, как тут же получил прикладом по голове. В любой другой ситуации тлинкит бы увернулся, но не сейчас, когда он еще поднимался, а потому полетел вниз по склону, переворачиваясь всем телом на острых камнях.

На осыпи ползли еще двое отчаянных ловкачей, а внизу бесновались с десяток индейцев. В Орлова тут же снова стали стрелять из луков, но гвардеец упал плашмя, скрывшись за привычной защитой. Теперь нападения со спины он не ожидал, а потому все его три пули нашли своих жертв. Он взял винтовку казака — боль раздирала ногу — и, тщательно целясь, перестрелял полдесятка индейцев.

Остальные сразу сообразили, что их ждет, и порскнули в стороны, ища спасение за скалами. Но Алехану уже было не до стрельбы — перед глазами все поплыло, боль неожиданно пропала, и он почувствовал, как его разум начинает проваливаться куда-то в темноту. Последняя мысль лишь на секунду задержала это безостановочное падение, а губы успели прошептать:

— Все! Теперь они сюда залезут! И меня убьют…