Отыскать его оказалось до ужаса просто, будто я только накануне вышел из его кабинета. Я позвонил в полицейский участок, и мне лишь сказали, что он теперь стал начальником отделения, а потом его перевели на внутреннюю линию; он почти сразу ответил, и я услышал его мужественный и усталый голос, который тотчас узнал.
Казалось, он не удивился — или просто привык сталкиваться с чернотой человеческих душ, или время для таких, как он, было чем-то вроде сдвигов в земной коре и ледниковых периодов. Он пробормотал: «Конечно, Саммер Васнер, помню», и назначил встречу — вежливо и отстраненно, как врач, не добавив ни слова. Казалось, ему очень скучно, и он не помнит обо мне ничего.
Я стою перед зданием уголовного розыска: оно с огромными окнами и сверкает, как будто отлито из металла. Очень похоже на гигантский сейф. В ушах у меня свистит ветер, он доносит до меня запах водорослей и разложения; пропитанный им до костей, я вхожу в холл.
Я жду инспектора Альваро Эбишера на диванчике, на который указала мне девушка за стойкой, маленькая, кругленькая, благоухающая гелем для душа. Когда она наклонилась, чтобы проверить мой паспорт и записать детским почерком мою фамилию в журнал, я уловил его экзотический аромат и представил, как она поджимает губы и выдавливает из тюбика на ладошку миниатюрный пейзаж из джунглей и водопадов. Форма была ей маловата, а слово «полиция», вышитое на груди, стоило бы заменить брошью из войлока в виде сердечка или цветком орхидеи.
Я покорно сел именно там, куда она мне указала, мотнув аккуратно причесанной головкой, хотя уже не очень понимал, зачем я сюда пришел: сдать экзамен по математике, сдаться самому, выйти в другое измерение, укрыться от реальности в этих картонных стенах? Я смотрел на снующих полицейских — они ходили туда и сюда, шутили, пили кофе из пластиковых стаканчиков, и только непонятные черные штуки, болтавшиеся на их ремнях, указывали на некую опасность, на что-то далекое. Мне подумалось, что если бы жестокость всех людей в мире была прикреплена к их поясам, каждый весил бы целую тонну.
Альваро Эбишер вышел из лифта; закатанные рукава рубашки открывали поросшие черным волосом руки, и я на мгновение представил, как он дерется с медведем. Он почти не изменился, может, волосы поредели и появился животик — результат сидячей работы крупных хищников.
Он направился прямо ко мне, улыбнулся, взглянул — с озорством, но строго, как если бы я снова стал пятнадцатилетним парнишкой под кислотой, а он забирал бы меня с площади Бур-де-Фур.
— Господин Васнер?
Я пошел за ним к лифту, который оказался слишком тесным для нас двоих; он нажал на кнопку третьего этажа, и я ощутил исходящие от него волны уверенности и мощи. На подбородке у него был шрам, такая тонкая рваная линия, а кожа на щеках воспалилась.
Лифт поднимался медленно, меня стало укачивать. Дыхание давалось с трудом, как будто мои легкие сдавила чья-то рука, на лбу выступили капли пота, а чертов лифт все полз и полз. Я боялся, что сейчас меня закроет паническая атака, и мне будет уже не избавиться от репутации законченного психа. Я украдкой взглянул на Альваро Эбишера — тот внимательно изучал свои ботинки. Лифт, к счастью, остановился, и, когда двери начали открываться с металлическим стуком, мне показалось, что меня перенесла сюда из прошлого машина времени. Я почувствовал себя таким же напуганным, виноватым и потерянным, как двадцать четыре года назад, когда, сидя в его кабинете, не мог отвести глаз от стены с надписью «мудила».
Альваро Эбишер пропустил меня вперед, вежливо указал на дверь своего кабинета, и я, улыбаясь и чуть ли не пританцовывая, отправился туда; мне показалось, что все это я затеял зря.
Комната была маленькая и пропахшая табаком. Я представил, как он курит здесь, даже окно не открывает, а в ящике стола или где-нибудь под ним спрятана бутылка с джином.
— Чем могу служить? — спросил он и чуть крутнулся на своем кресле на колесиках.
— Я по поводу сестры, Саммер Васнер. То есть я по поводу того, что вы сказали мне тогда, давно…
Он откинулся на спинку кресла и уставился на меня своими маленькими глазками:
— Прекрасно помню, господин Васнер. Помню вашу сестру и вас тоже.
Я выпрямился. Ладони у меня стали влажными, я вцепился в подлокотники. Он пристально смотрел на меня.
— Вы сказали тогда, что люди всегда находятся, что они оставляют следы…
— Так и есть, почти всегда так, да.
— Я и подумал, что… Столько времени прошло, какие-то следы должны были найтись, да?
— Я, извините, господин Васнер, хочу спросить, вы так просто пришли? Я имею в виду, вот так просто пришли, чтобы мне об этом сказать, двадцать пять лет спустя?
Он наклонился вперед, и меня как будто накрыла идущая от него волна тестостерона или чего-то, что бурлило в его венах и противоречило спокойному выражению лица.
— Видите ли, Бенжамен, я хочу сказать следующее: чтобы найти кого-то, этого кого-то надо искать…
В голосе у него не было ни тени обвинения, казалось, он просто выдал какую-то народную пословицу.