Тихо плакала, глядя, как в руках Самира засыпает моё маленькое счастье, и не могла унять ту жгучую, почти невменяемую радость, которая поселилась в сердце. Я снова горела, только теперь уже от нерастраченной материнской любви. Не могла насмотреться на него, не могла надышаться его запахом.
Самир не произнёс ни слова за час езды, лишь иногда склонялся и целовал сына в лобик. Он сделал правильный выбор. Он выбрал нас. И это главное. Об остальном говорить и даже думать не хотелось.
— Я должен кое-что сказать, Насть, — начал вдруг Сабуров, нарушая такую приятную тишину. — Ты знаешь, что у меня были отношения с другой женщиной. Я говорил тебе об этом.
— Со Светой. Я помню, — ответила как можно равнодушнее. Не могу сказать, что эта обида прошла. И боль от такой раны останется надолго. Но я пережила то время. И уже давно простила.
— У нас есть дочь. Моя дочь, — медленно поднимает на меня глаза. — Я хочу, чтобы ты знала об этом.
Я отворачиваюсь к окну, долго смотрю на пробегающие мимо деревья с белоснежными шапками снега. Что я чувствую в этот момент? Не знаю… Быть может, мой разум сейчас затуманен своим счастьем. А может, я не удивляюсь и не впадаю в истерику, потому что ещё тогда, при встрече в парке, поняла, чьего ребёнка носит Светлана. Я тогда отбросила эту мысль, но подозрения они ведь не мимолётны, их не выбросишь из головы.
— Ясно.
— Я хочу, чтобы между нами больше не было недомолвок.
— Как её зовут?
Самир на время замолкает, видимо, ожидал чего-то другого.
— Лиза.
— А нашего сына Алима назвала Самиром. Так, как я хотела назвать, когда думала, что ты погиб.
— Если хочешь, можем поменять.
— Нет. Не хочу.
Замолкаем. Сейчас сложно сформулировать мысль, чтобы объясниться. Да и объяснять, собственно, нечего. Но я всё-таки должна расставить все точки над «i».
— А Света?
— С ней покончено. У нас уже давно ничего нет.
— А другие… У тебя есть другие? Ты в последнее время часто ночевал вне дома, поэтому…
— Нет. У меня нет другой женщины. И никогда не будет. У меня теперь есть семья. И любимая женщина.
Нервно усмехаюсь.
— Оригинальное признание в любви.
— Я не романтик, — отвечает мне улыбкой и, приобняв за талию свободной рукой, притягивает меня к себе.
— Совсем не романтик, — кладу голову на его плечо. — Но нам с сынишкой сойдёт.
— Ну да, — тихо посмеивается. — Не выбрасывать же. Какой-никакой отец.
Наша история началась совсем не так, как бывает в красивых сказках о любви. Мы изначально выбрали не тот путь к счастью, и наши отношения были обречены со дня свадьбы.
Я думала, что больше ничего не вернуть, не склеить заново. Не после всего, что довелось нам пережить и почувствовать. Но взяв на руки сына, поняла, насколько сильно ошибалась. Всё в наших руках. Ну, или почти всё…
— А детская? — спохватилась вдруг, испуганно уставилась на сынулю. — У нас же нет детской!
— Тшшш, — он слегка покачал малыша, а я подумала, что даже не умею быть матерью… Разоралась, ребёнка разбудила. — Всё будет, Насть. У нас всё впереди.
— Да… Впереди. Для начала нужно исправить свои ошибки.
— Ты о чём? — он бережно передал мне сына, достал из кармана сигареты, но тут же их спрятал, не решившись закурить в машине.
— Мне нужно поговорить с тётей. В конце концов, не она виновата в том, что моё детство было таким…
— Это верно. Как ты там сказала? Нам нужно научиться прощать?
Коснулась своей щекой его щеки, улыбнулась, почувствовав, как он зарывается в мои волосы носом.
— Ай, колючий, — хихикнула, отстраняясь. — Знаешь, а я даже не представляла, насколько мы похожи.
— Не щетиной, надеюсь? — смешок утонул у шеи, и кожи коснулись горячие, влажные губы. Малыш на моих руках заагукал, схватился за палец Самира и скривился, явно собираясь заплакать. — Глянь-ка, кажется, наш парень проголодался.
Грусть снова сжала сердце своими цепкими, костлявыми руками. Сколько же всего я пропустила… Его кормила другая женщина. Абсолютно чужая. Качала его перед сном и, возможно, пела колыбельные… И всё из-за наших ошибок. Из-за недомолвок и обид, которые мы взращивали и копили в себе.
— Зачем он это сделал? Почему так поступил с нами?
— Ты про Лазарева? — голос Сабурова мгновенно стал жёстким, исчезли ласкающие слух приятные ноты тепла.
— Да. Я считала его другом…
— Он был собачонкой Елисеева. С последним у нас старые счёты. Когда-то мы сотрудничали, потом он поднялся, стали конкурентами. Ну и Светлана ещё… Лазарев, как оказалось, работал на него.
— Получается, в тот день, когда на тебя совершили покушение…