Самарканд

Отныне убийства совершались, как правило, в мечетях в час пятничной молитвы, на виду у множества зрителей. Жертва — будь то правитель, визирь, имам или сановник — являлась в молитвенный дом в окружении охраны. Простолюдины с почтением и восхищением расступались, пропуская ее вперед.

Посланник Аламута находился в толпе, переодевшись либо простым прихожанином, либо стражником. И в тот самый миг, когда все взгляды были прикованы к жертве, он наносил удар. Жертва падала, а палач не двигался с места, с вызовом улыбался и бросал в толпу заготовленную заранее фразу, спокойно дожидаясь, когда на него набросятся и растерзают. Таким образом, послание доходило до цели, и тот, кто заступал на место убитого, становился покладистее в отношении Аламута, а в толпе появлялся еще десяток или два единомышленников.

Часто после таких неправдоподобных сцен говорили, что люди Хасана находятся под действием наркотиков. Как иначе было объяснить, что они с улыбкой отправляются на смерть? Выдвигалось предположение, что они одурманены гашишем. Марко Поло сделал это предположение популярным на Западе; враги ассасинов именовали их haschichiyoun — «курильщики гашиша», чтобы лишить их ореола героев в мусульманском мире; кое-кто из специалистов по Востоку усмотрел в этом слове происхождение от слова assassin, ставшего в нескольких европейских языках синонимом «убийцы». От этого миф об ассасинах принял еще более зловещий характер.

Но истина кроется в ином. Из текстов, дошедших до нас из Аламута, следует, что Хасану нравилось называть своих адептов Assassiyoun — «те, кто верен Assass», то есть основам веры, вот это-то слово, неверно понятое иностранными путешественниками, и было сопоставлено со словом haschisch — гашиш.

Правда и то, что Саббах очень увлекался травами, великолепно знал их лечебное, седативное или стимулирующее действие. Он сам выращивал множество лекарственных трав и лечил своих сподвижников, когда они заболевали, умел прописать в случае необходимости укрепляющее. До нас дошел один из его рецептов, предназначенный для активизации работы мозга и повышения мыслительной функции, что было необходимо его приверженцам во время обучения: смесь меда, очищенных орехов и кориандра. Как видим, ничего особенного. Как бы ни притягательна была традиционная трактовка ассасинов, приходится смириться с очевидным: иных наркотиков, кроме слепой веры, у них не было. Она же постоянно поддерживалась в них строгостью, аскетичностью и четким распределением обязанностей.

Во главе ордена находился Хасан — Великий Магистр, высший проповедник, держатель всяческих тайн. Его окружали даи, горстка миссионеров-пропагандистов, трое из которых являлись его заместителями — один по восточной Персии, Хорасану, Кугистану и Заречью; второй — по западной Персии и Ираку; третий — по Сирии. Непосредственно под ними находились рафики, товарищи, главные силы движения. Получая соответствующее образование, они были способны возглавить любую организацию — от городской до сельской. Самые способные из них могли однажды возвыситься до миссионеров.

Ниже стояли лассеки, буквально — те, кто предан организации, то есть базовые верующие, не имеющие особой миссии — ни в сфере обучения, ни в сфере террористических акций. Это были пастухи с окрестных пастбищ, женщины и старики.

Затем шли мюжибы— «ответственные», по сути своей послушники. Они получали начальное образование и, согласно своим способностям, направлялись либо на более углубленный курс обучения, чтобы впоследствии стать товарищами, либо в массу верующих, либо в следующую категорию, которая в глазах мусульман той поры символизировала подлинную власть Хасана Саббаха: фидаи — «те, кто жертвует собой», смертники. Великий магистр самолично отбирал их из адептов, обладающих неистощимыми запасами веры, ловкости и выносливости, но отличающихся низкой обучаемостью. Способный стать миссионером не мог попасть в эту категорию.