Роксана. Почему? Есть женщины, которым не нравятся блондины или рыжие, толстые или худые, длинные или маленькие; мне же не нравятся молодые – имею я, в конце концов, на это право?
Дэвид. Нет, не имеете, потому что это неправда.
Роксана. Правда! Для женщины есть вещи более важные, чем гладкое лицо и стройная талия!
Дэвид. Но у меня ведь есть не только это?
Роксана. Да, у вас есть деньги, но это не все!
Дэвид. Теперь я это знаю, но разве вы у меня не находите совсем никаких достоинств?
Роксана. Нахожу, Дэвид, и много. Но для меня вам всегда будет не хватать…
Дэвид. Чего?
Роксана. Двадцати лет!
Дэвид. Отклоняю ваш аргумент, ваша честь, и предупреждаю вас сразу же, что до тех пор, пока вы не выдвинете веского возражения, которое меня полностью убедит, я останусь здесь и не двинусь с места.
Роксана
Дэвид. Прекрасная мысль! Послушаем музыку!
Собираетесь звонить?
Уж не зовете ли вы Матье на выручку?
Роксана. Наоборот.
Дэвид. То есть?
Роксана. Пойдите оденьтесь. Я вам потом объясню.
Дэвид. Я лучше оставлю дверь открытой.
Роксана
Это хорошая подруга и любительница поболтать. Дэвид. А телефон Матье далеко от люка?
Роксана. Звонит! Он спускается… последняя ступенька… гостиная… кабинет. Звонка больше не слышно – снял трубку.
Дэвид. Так это он?
Роксана. Что?
Дэвид. Препятствие между нами?
Роксана. Вы уже шестой человек, задающий мне этот вопрос.
Дэвид. Почему шестой?
Роксана. С тех пор, как мы с Матье расстались, я отказала пяти мужчинам. Под разными предлогами. Один вел слишком светскую жизнь, другой, напротив, был домосед. Третий был очень привязан к семье, которую оставил; четвертый был недостаточно независим и пятый, наоборот, слишком самостоятелен!
Дэвид. А шестой – слишком молод!
Роксана. Но это-то – правда!
Дэвид. Другие предлоги – тоже. И все-таки, единственный веский предлог, и мои предшественники догадались об этом, как и я, это – Матье. Он – ваше препятствие, так же как вы – его. Только, разумеется, раз вы всегда поете в унисон, вы оба себе в этом не признаетесь.
Роксана. К концу шестого случая я, наверно, буду вынуждена это сделать.
Дэвид. Что ж! Тогда мне будет чем гордиться – я вам открыл глаза.
Роксана. А к чему мне это?
Дэвид. Как к чему? Разве вы не хотите сказать ему всю правду?
Роксана. Ни за что на свете! Иначе зачем бы мне звонить Ольге, отвлекать его телефоном, чтобы он не услышал нашего разговора?
Дэвид. Вы не хотите, чтобы он знал?
Роксана. Нет. Я хочу, чтобы он догадался сам, как в первый раз, как он догадывался в течение всех семи лет нашего счастья.
Дэвид. Вы могли бы, может быть, слегка намекнуть ему, подсказать? Подтолкнуть?
Роксана. Хотела бы, но как?
Дэвид. Не знаю… например, встречаться со мной, чтобы заставить его ревновать!
Роксана. Это недостойно нас!
Дэвид. Зато эффектно!
Роксана. Но когда он, как сейчас, одержим своим сценарием, он ничего не замечает вокруг! Для него работа важнее всего!
Дэвид. Вы в этом уверены?
Роксана. Абсолютно. Более того, я знаю, что он может вернуться ко мне только через свое творчество.
Дэвид. Ну, вы его знаете лучше, чем я. Как бы то ни было, Роксана, если я могу вам хоть чем-нибудь быть полезен, хоть немного способствовать вашему счастью, прошу вас, рассчитывайте на меня.
Роксана. Я вам очень благодарна, но…
Дэвид. Без малейшего колебания! Я люблю вас такой, какая вы есть, а Матье – часть вас самой, и, по всем правилам логики, я люблю и те чувства, которые вы к нему испытываете.
Роксана. Я очень тронута, Дэвид.
Дэвид. Надеюсь.