Самая большая ошибка Эйнштейна

Эйнштейн в это время находился не так уж далеко – вероятно, в своем загородном доме под Берлином. Но даже если бы Фрейндлих сообщил ему о приезде Фридмана, вряд ли Эйнштейн вернулся бы в город ради встречи с гостем из России. Он по-прежнему слишком цеплялся за «заплатку», которую прицепил к своей формуле в 1917 году. И он почти убедил себя самого в ее необходимости. В конце концов, неужели какой-то Творец (или даже набор законов физики) устроит Вселенную так, чтобы она столь безумно нарушала равновесие? Ведь если Фридман все-таки прав и исходное уравнение Эйнштейна верно, тогда Вселенная расширяется, а это означает, что в конце концов все выродится в бескрайнюю пустыню выгоревших звезд и безжизненных планет, которые будут все дальше разлетаться в стороны. Но как можно поверить в такой исход?! Ведь получается, все мечты, все планы людей в конце концов обречены на гибель – как и они сами, как все человечество. С другой стороны, если верен противоположный фридмановский вариант, иной предлагаемый им сценарий, эйнштейновское уравнение демонстрирует схлопывание Вселенной, из чего следует, что когда-то в будущем ночное небо засияет ужасающе ярко: все звезды галактики устремятся к ее центру. В это, честно говоря, тоже не хотелось верить.

В напечатанном на машинке черновике самоопровержения, подготовленного им для публикации в Zeitschrift für Physik, Эйнштейн замечал: невзирая на математическую корректность фри-дмановских выкладок, огромную долю описанных российским ученым разнообразных решений «составляют такие, для которых едва ли можно отыскать физический смысл». Потом он вычеркнул эту фразу. Но ему явно хотелось, чтобы Фридман оказался неправ.

Вся эта сумятица выматывала Эйнштейна. Как было бы хорошо найти четкое и ясное доказательство, которое навсегда освободило бы его от этой двусмысленности, показав, способны ли искривления пространства (предсказанные его исходным уравнением) жить по сценариям Фридмана! Но для этого потребовалось бы провести измерения в самых отдаленных участках космоса и установить, как там ведут себя звезды – удаляются от нас, приближаются к нам или же сохраняют неподвижность. Казалось, осуществить измерения для столь отдаленных объектов невозможно. Звезды – исполинские небесные жаровни, однако на Земле человек видит их лишь как крошечные точки света. Похоже, мы просто не в состоянии пронаблюдать какое-либо их движение: нам они кажутся неподвижными.

Вот если бы кто-нибудь сумел выяснить, как на самом деле живут далекие звезды… Но кому под силу решить эту задачу?

Интерлюдия 3 Свечи в небесах

В своем дневнике итальянский путешественник Антонио Пига-фетта так вспоминал ту минуту, когда он решил отправиться на поиски неведомого:

Оказавшись в Испании в год от Рождества Спасителя нашего тысяча пятьсот девятнадцатый, при дворе самого мирного из королей… я отважился… предпринять путешествие, дабы своими глазами увидеть некоторые из великих и страшных вещей, таящихся в океане.

Это решение привело к тому, что в 1519 году он пустился в далекое плавание вместе с Фернаном Магелланом. Предполагалось, что их флотилия достигнет восточноазиатских «островов пряностей» необычным путем – двигаясь не на восток, а на запад, через Атлантику, отыскав затем проход на другую сторону Американского континента, в неведомый океан, который, как полагали, там несет свои воды. Если все пройдет удачно, мореплаватели обогнут земной шар – впервые в истории человечества.

В каком-то смысле экспедиция действительно прошла успешно: Пигафетта вернулся в Испанию примерно через 3 года после отплытия. Правда, ему здорово повезло: из 240 путешественников уцелело лишь 18. А ведь одной из немаловажных целей экспедиции было благополучное возвращение назад всех ее участников… Плавание началось неплохо. На Атлантическом побережье Южной Америки они увидели настоящие чудеса: новые разновидности людей, невообразимые в Европе; рыб, способных выпрыгивать из воды («они летели дальше, нежели стрела, выпущенная из лука»), и этих прыгучих рыб преследовали хищники, которые упорно следовали за их тенью и хватали их, когда они плюхались обратно в воду. («Необычайное зрелище, которым пожелает насладиться всякий», – отмечал Пигафетта в своем дневнике.)

Но потом начались невероятной силы штормы, казалось, прошла целая вечность, когда Пигафетта наконец-то сделал запись, которую все они так ждали: «В среду, 28 ноября года 1520-го, мы вышли из вышеуказанного пролива [близ южной оконечности Южной Америки] и оказались в Тихом море».