Приключения флатландца (или наших двух воображаемых конькобежцев на финском льду) явно позволяют провести аналогию с нашей собственной трехмерной Вселенной, куда более крупной. Если мы снарядим посланцев и отправим их в путь, чтобы они произвели необходимые измерения (в будущем – при помощи сложнейших исследовательских кораблей, а сегодня – просто при помощи телескопов), по результатам этих измерений мы сумеем определить, какова истинная форма Вселенной. А это, в свою очередь, поможет выяснить, какие из обнаруженных Фридманом сценариев, подразумеваемых простым эйнштейновским уравнением G = T, описывают наш мир, а какие – не описывают. Да, в реальности мы не сможем осуществить это долгое и увлекательное путешествие, придуманное Фридманом. Но если наша Вселенная не искривлена, то все четыре угла каждого из гигантских прямоугольников, мысленно вычерченных в пределах Солнечной системы, окажутся прямыми. Если же имеет место вздутие, как у сферы (разумеется, мы не можем увидеть это невооруженным глазом или даже представить себе с помощью своего мозга, чьи возможности весьма ограничены), то все эти углы окажутся чуть больше 90°. И по мере увеличения или уменьшения степени этой кривизны углы также будут меняться. (См. рисунки из Главы 7.)
Фридман понимал, что физически слаб и хил. Нелегкий процесс выживания в России начала 1920-х отнюдь не способствовал исцелению от привычной депрессии. Но ведь в свое время он как-то пережил и участие в бомбежках австрийских крепостей, и воздушные бои с германскими асами. Он обладал немалыми душевными и умственными силами, к тому же верил, что его представления в чем-то совпадают с эйнштейновскими, ведь немецкий физик сам поговаривал некогда о подобных локальных измерениях углов и расстояний – измерениях, которые помогут разобраться в устройстве куда более обширных пространств. Они видели перед собой одну и ту же воображаемую картину! Может быть, если Фридман сумеет пересечь Европу и встретится со своим кумиром, этим великим мыслителем, вместе они продвинутся дальше?
И вот летом 1923 года Фридман решил, уподобившись своему миниатюрному путешественнику, в одиночку отправиться в Берлин. Он обязательно найдет господина Эйнштейна, поговорит с профессором и вновь пробудит в нем доверие к исходному равенству 1915 года.
Двадцать третий год оказался не таким уж плохим временем для путешествий по сравнению с началом Первой мировой, когда бедняга Фрейндлих предпринял свою астрономическую экспедицию в Крым. Впрочем, разница была невелика. В Веймарской республике уже началась бешеная инфляция. «Курсы валют устраивают какую-то дикую свистопляску, – писал Фридман домой. – …Три дня назад за доллар давали миллион марок, а сегодня он стоит 4 миллиона!». Плюс бедность, плюс нехватка продуктов, хотя и не на уровне послереволюционной России. Ему было в Европе неуютно. Тут все было иное. Даже пейзаж говорил, как далеко Фридман уехал от родины. «Германский лес наблюдать особенно грустно: деревья выстроены ровными шеренгами», – писал он. Сохранилась фотография Фридмана того периода: как всегда, уныло висящие усы и вид, как у побитого пса, но при этом дорогой двубортный пиджак и странная беретообразная шапочка, балансирующая на голове; слева под мышкой – растрепанная пачка бумаг, тогда как правая рука по-наполеоновски стискивает рубашку, словно он не очень представляет себе, куда ему эту руку девать. И при этом он пытается улыбаться.
Но вот наконец-то Фридман добрался до Берлина и даже до улицы, где проживал Эйнштейн. Но… «19 августа. Мое путешествие проходит не очень удачно: оказывается, Эйнштейн… отбыл из Берлина отдохнуть. Не думаю, что мне удастся с ним увидеться». Две недели спустя, в очередном письме друзьям, он сообщал, что все-таки надеется увидеть Эйнштейна. Но осуществиться его надежде было не суждено. Правда, в самом конце поездки в Германию, накануне возвращения в Россию, он посетил другого ученого, который отлично понимал, что такое горькое разочарование. 13 сентября 1923 года Фридман сумел попасть в Потсдамскую обсерваторию. «Я встретился там с астрономом Фрейндлихом. Это очень интересный человек. Мы поговорили с ним о строении Вселенной… Всех очень впечатлила моя борьба с Эйнштейном и то, что в конце концов я победил. Мне это очень приятно…»