— Ты слишком недоброжелательно относишься к отечественному криминалу, — улыбнулась Алена, хотя ей тоже не по нутру было участие верзил в расследовании. Но разве что-нибудь можно с этим поделать? Она решила, что лучше всего просто поменять тему разговора. — Сегодня главный опять не в настроении.
— А когда он был в настроении? — искренне удивилась родственница. — Лично я не припоминаю такого.
— Но сегодня для этого есть повод — кажется, из всех рабочих пришел только главный механик сцены. От осветителей осталась только треть, остальные уже с утра нетрезвы. А парень, который должен был нажимать под сценой какие-то кнопки, вроде бы заболел.
— Вася Ляхин? Нет, у него кто-то умер, он на похоронах.
— Опять смерть… Слушай, ты что, всех рабочих поименно знаешь?
— Нет, — усмехнулась тетка, — только Васеньку. Он у нас недавно, да и не задержится. У этого мальчика далеко идущие планы — хочет быть актером. Этим летом в театральное училище поступал — провалился. Теперь вот пережидает зиму, чтобы снова пробовать. Я думаю, у него получится. Наберется опыта. Смотрит же на игру актеров. Да и с ним занимаются тут наши.
— Вот как?
— А чего ты прищурилась? Ребята, которые не поступили в театральное, часто идут поработать в театр. Это обычная практика. Так что здесь нет ничего подозрительного. Да Вася от остальных рабочих отличается — пьет мало, хотя и в армии уже отслужил. И вообще, он паренек несчастный — родителей нет. Только бабушка, и та при смерти. Может, она и умерла.
— А кто с ним занимается?
— В основном Наташа Прощенко. А так — кто захочет. Наша молодежь с ним ладит. Он даже больше общается с ними, с Людомировым или Тушиной, чем с вечно пьяными осветителями. Иногда его даже ставят в массовку на сцену. Наташа говорит, что мальчик талантливый.
Буквально со следующего дня в театре закипела новая жизнь. Алена сразу это поняла, как только вошла в двери служебного входа и столкнулась с расширенными от страха глазами Настены.
— Коржика поперли, — доверительно сообщила она, перегнувшись через стойку. — Он было сунулся со своим оператором. Ну, то да се, вроде бы как подснять в коридорах. А тут эта харя как выпрыгнет из дежурки: «Кто такой? Где разрешение?» Коржик аж присел. Потом этот громила смерил его таким, знаешь, прямо-таки свинячьим взглядом, ухмыльнулся и говорит: «Да ты ж, браток, из «Криминальных новостей»! Рожу твою видел. Если б не узнал, пристрелил бы, а так беги, пока я добрый. Будет время поспокойнее, с радостью тебя пущу. Чисто по-дружески», — Настена, как смогла, передразнила бандитский прононс.
— Значит, прессу не пускают? — усмехнулась Алена.
— Смотри не мозоль им глаза, а то пристрелят чего доброго! — Настя опасливо покосилась на дверь дежурки. — А репетиция с утра идет, словно по маслу. Актеры прыгают по сцене, как заведенные, главный не проронил ни слова. Людомиров попытался сострить, так на него верзила, который в зале теперь безвылазно сидит, так зыркнул, что тот до сих пор заикается.
— А следствие продвинулось?
— Под сценой братва каждую тряпку перетряхнула — всю ночь шарашились. Теперь вопросы задают, кстати, очень профессиональные, особенно к Ганину цепляются: что видел, где был? Тут, правда, с гуру казус вышел: спрашивают его, какие соображения, дядька, имеешь? А он им: «Неправильным путем следуешь, товарищ! Злом только зло посеять можно». Бандиты аж подпрыгнули, но ничего не сказали, отползли в сторону.
— А Ганин?
— Ильюша им ответил, что пусть, мол, стреляют его прямо здесь, он все равно ничего не вспомнит.
— Смело, — восхищенно выдохнула Алена.
— Он вообще сегодня не в себе. Истерит хуже Клязьминой. Тетка твоя его уже валерианкой отпаивала. А охрана наша новоиспеченная теперь за рабочую силу взялась — трясут их по-страшному. Для начала каждого головой под холодную воду сунули, потом по морде надавали, чтобы протрезвели, ну и начали спрашивать. А те ведь не помнят ничего, для них даже таблица умножения уже новость. Мычат, со страху вообще дар речи потеряли.
— Весело тут стало! — Алена глубоко вдохнула театральный воздух, чтобы общее веселье проникло в легкие.
— Точно, — кивнула Настена, — не театр, а цирк!
Терещенко Алена нашла у тетки в костюмерной. Вид у него был нерадостный. Он слабо помахал ей рукой.
— Да, — улыбнулась ему Алена, — похоже, у милиции сегодня выходной.
— Горыныч заявил, что ему здесь делать нечего, — сквозь зубы процедил Вадим.
— А ты здесь что делаешь?
— Набираюсь опыта. Братва так работает, что завидно стало. Слаженно, скрупулезно, трудовую дисциплину наладили, любо-дорого смотреть. Теперь сцена крутится, когда положено, фонограмма включается секунда в секунду, все трезвые, даже Федоров. Режиссер больше не краснеет от раздражения. Похоже, всех устраивает присутствие этих парней.
— Только не убийцу.
— Не взял бы наш главный этих людей на постоянную работу, — опасливо проговорила тетка Тая из-за ширмы.
— Здесь мало платят, — успокоила ее Алена.