– Мы любили тогда друг друга, Камилл! – с горькой усмешкой проговорила креолка. – Вот почему путешествие показалось мне недолгим.
– Я постараюсь, чтобы на сей раз оно тебе показалось еще короче! – галантно произнес Камилл, снова целуя жену в лоб. – А пока доброй ночи, девочка моя! Я целый день занимался покупками и просто валюсь с ног.
– Прощай, Камилл, – холодно отозвалась г-жа де Розан.
Американский джентльмен удалился в свои апартаменты, не заметив ни смущения, ни бледности жены.
На следующее утро креолка в сопровождении камеристки села в наемный экипаж и приказала отвезти себя к книгоиздателю Пале-Рояля, где купила почтовую книгу.
Затем она снова села в карету и на вопрос кучера, куда ее везти, приказала:
– К каретнику.
Кучер огрел лошадей кнутом и повез ее на улицу Пепиньер.
– Сударь! – обратилась креолка к каретнику. – Мне нужна дорожная коляска.
– Этого добра у меня хватает, – отвечал тот. – Угодно ли госпоже взглянуть?
– Ни к чему, сударь, я полагаюсь на ваш выбор.
– Какого цвета желаете коляску?
– Все равно.
– На сколько человек?
– На двоих.
– Госпоже угодно иметь экипаж покрепче?
– Это не имеет значения.
– Путь предстоит дальний?
– Нет. Шестьдесят лье.
– Может быть, госпожа торопится прибыть к месту назначения?
– Да, очень тороплюсь, – кивнула креолка.
– Тогда вам нужна легкая коляска, – продолжал торговец, – у меня как раз есть то, что вам подойдет.
– Хорошо. А где взять лошадей?
– На почтовой станции, мадам, – сказал каретник, усмехнувшись про себя вопросу г-жи де Розан.
– Вы можете за ними послать?
– Да, мадам.
– И доставить запряженный экипаж к моему дому?
– Разумеется, мадам. К которому часу прикажете подать?
Тут г-жа де Розан на минуту задумалась. Свидание или, вернее, отъезд Сюзанны и Камилла был назначен на три часа. Надо было выехать спустя час или хотя бы через полчаса после них.
– В половине четвертого, – приказала она, передавая каретнику свою карточку.
Она пошла было прочь, когда тот ее окликнул:
– Надо бы уладить еще один вопрос.
– Какой? – удивилась креолка.
– Сторговаться бы надо! – расхохотался торговец.
– Я не намерена с вами торговаться, господин каретник, – возразила гордая креолка, доставая из кармана бумажник. – Сколько я вам должна?
– Две тысячи франков, – отвечал каретник. – Будьте уверены, вы получите отличную коляску – элегантную, легкую и надежную.
– Возьмите сколько нужно, – предложила креолка, протягивая бумажник.
Торговец взял два тысячефранковых билета и стал униженно кланяться, как свойственно всем торговцам, одурачившим покупателя.
– Ровно в половине четвертого, – выходя от каретника, предупредила креолка.
– Ровно в половине четвертого, – повторил каретник, поклонившись до самой земли.
Вернувшись домой, г-жа де Розан застала Камилла, он ожидал ее к обеду.
– Ходила за покупками, душенька? – целуя ее, спросил он.
– Да, – ответила креолка.
– Для нашего путешествия?
– Для нашего путешествия, – подтвердила она.
За обедом Камилл острил и, развлекая жену, употребил все хлопушки, имевшиеся в его арсенале. Креолка пыталась улыбнуться, но при этом дважды или трижды судорожно схватилась за столовый нож, глядя на мужа. Тот ничего не замечал.
После обеда – было около половины третьего – Камилл вдруг встал и сказал:
– Поеду-ка в Булонский лес!
– К ужину не вернешься? – спросила г-жа де Розан.
– Мы поздно обедали, – заметил Камилл. – Но если хочешь, дорогая, мы поужинаем, только попозже. И сделаем это в твоей спальне, – прибавил он вкрадчиво, – пусть это будет воспоминанием о прекрасных ночах в Луизиане.
– Хорошо, Камилл, давай поужинаем, – мрачно проговорила креолка.
– До вечера, любовь моя! – попрощался креолец, вложив в свой поцелуй всю страсть, так что г-жа де Розан невольно вздрогнула.
Женщина редко ошибается относительно истинного значения поцелуя. Г-жа де Розан вообразила на мгновение, что еще любима, и испытала дикую радость: он умрет, оплакивая ее!
Она вернулась к себе в спальню, побросала кое-какие вещи в сумку, потом достала из ящика пистолеты и кинжал.
– Ах, Камилл, Камилл! – глухо пробормотала она, поглядывая на кинжал и сверкая глазами. – В меня вселился дух мести, и некогда укоротить ему крылья! Если бы я и захотела тебя спасти – слишком поздно! Голос, повелевающий мне: «Нанеси удар!» – через несколько часов скажет тебе: «Искупи свою вину!»
О, Камилл! Я так тебя любила и еще люблю! Но, увы, более сильная воля, чем моя, повелевает мне за себя отомстить! Сам знаешь, я тебя предупреждала и хотела защитить от своего справедливого гнева! Я говорила тебе: «Уедем! Вернемся под родные небеса! У первого же придорожного дерева мы вновь обретем нашу цветущую любовь!» – но ты не захотел слушать, ты решил от меня сбежать, обманув меня. О, Камилл, Камилл!
Я должна была родшься мужчиной, потому что чувствую, как закипает в моих венах кровь при мысли о мести, и, как римлянин, я проклинаю с любовью в душе!
В эту минуту вошла камеристка и доложила, что к отъезду все готово.
– Хорошо, – коротко отозвалась креолка, вкладывая кинжал в ножны и пряча его в карман.
Она сложила на груди руки и взмолилась: